­— Как долго вы занимаетесь дизайном и как вообще в него пришли?

— На самом деле, уже прилично. Я окончил Санкт-Петербургскую Государственную художественно-промышленную академию в 2001 году. А свой первый профессиональный заказ по графике сделал, наверное, в 1996-м. Так что, можно сказать, я в профессии уже третий десяток лет. Так получилось, что я всегда был независимым дизайнером. Работал на фрилансе, делал собственные проекты и в 2007 году основал издание по дизайну и визуальному искусству — журнал «Проектор», которому в этом году исполняется 10 лет. За это время я издал 32 номера. Журнал изначально не замышлялся как бизнес. И в конечном итоге, к сожалению, так им и не стал. Эта история не про зарабатывание денег, а про получение удовольствия.

— Получается, еще до того, как получить образование, вы уже работали по специальности?

— Естественно. Я, как большинство моих однокурсников, начал достаточно плотно работать курса с третьего. У меня есть забавная история, связанная с этим. Мой первый заказ пришелся на стажировку в Берлинской Высшей школе искусств. Я сделал айдентику для немецкого заказчика и по российским меркам середины 90-х годов эта работа была оплачена совершенно феерически. Настолько, что с этого заказа я купил свой первый компьютер. Я однажды выступал с лекцией «Худшие работы Мити Харшака: Траблы и факапы дизайнерской практики», и свой первый проект я как раз-таки включил в список худших. Но, тем не менее, я отношусь к нему с трепетом и всегда с удовольствием вспоминаю, потому что это была моя первая вменяемая самостоятельная работа.

— Не удовлетворены результатом?

— Само собой. Я сделал этот проект, когда был очень неопытным молодым человеком — мне было 18 лет. Сейчас, оглядываясь назад, я понимаю, что эта работа абсолютно профанна, но, с другой стороны, если расценивать успешность дизайнерской работы по степени удовлетворения заказчика, то это была суперуспешная работа, так как он был в полном восторге.

— Так ли важно наличие специального образования для того, чтобы стать успешным графическим дизайнером?

— У меня сегодня будет лекция, на которой я буду рассказывать о великих французских плакатистах ХХ века, среди которых немало самоучек. История дизайна показывает, что далеко не все мастера, ставшие ключевыми фигурами графического дизайна целых десятилетий, обладали профессиональным образованием. С другой стороны, последнее дает некий базис, фундамент, на основании которого уже значительно легче строить дальнейшее самообразование. При всей любви к альма-матер у меня есть довольно большие претензии к моему мухинскому (бывшее название Санкт-Петербургской Государственной художественно-промышленной академии — Ленинградское высшее художественно-промышленное училище им. В.И.Мухиной, — прим. Enter) образованию. Потому что, по сути дела, оно ничуть не подготовило ни меня к дальнейшей профессиональной деятельности. Однако общий базовый уровень оно, безусловно, дало. К тому же, я часто говорю своим студентам, что у них огромные возможности: можно смотреть выставки, книги, сайты — что угодно. Информационный поток в профессии сейчас совершенно немыслимый и без этой насмотренности и осведомленности о том, что творится в дизайне в России, Европе и мировом контексте в целом, обойтись невозможно. А строить собственное образование только на том, что тебе рассказывают в институте, — это фактически обрубать себе половину возможностей чему-то научиться.

— А какие советы можете дать новичкам, которые только-только начали свой путь в графическом дизайне?

— У меня такое ощущение, будто я сам только что вступил в мир графического дизайна (смеется, — прим. Enter), поэтому и сам бы не отказался от какого-нибудь совета. Наверное, могу сказать, что для меня профессия никогда не ограничивалась исключительно рабочим днем — я все время что-то придумываю. Какие-то мысли приходят в голову вечером, ночью или рано поутру, а что-то тут же зарисовываю или записываю. Если человек не считает, что профессия и жизнь неразделимы, то, наверное, ему нужно еще подумать о своей профориентации. Я же с самого начала стал ловить кайф от того, чем занимаюсь. Да, на протяжении двадцати с лишним лет, безусловно, были и разные заказчики и разные рабочие ситуации, но, тем не менее, эта деятельность продолжает заряжать хорошими эмоциями и радостью. Если же все идет как-то через силу, с кислой физиономией и мыслями: «Черт, опять придется заниматься этим дизайном, да кому оно вообще надо» — то это неправильно. Значит, у вас что-то не срастается во взаимоотношениях с делом. Хотя и у меня такое бывает иногда (смеется, — прим. Enter).

Вообще, новичкам, наверное, можно посоветовать смотреть, и смотреть как можно больше, понимать, кто и чем занимается сейчас, каким был дизайн двадцать и пятьдесят лет назад, что творилось в 10-е и 20-е годы двадцатого века. Кроме этого, важно понимать преемственность и историю развития графического дизайна и дизайна в целом на протяжении последней сотни лет. Совершенно не лишним будет знание истории искусств, потому что, на мой взгляд, дизайнер — это некий интерпретатор входящих визуальных сигналов, да и вообще каких угодно сигналов. И чем больше багаж насмотренности, опыта, путешествий, посещений музеев, прочитанных книг, тем шире инструментарий, который человек может применить в собственных проектах.

— Если сейчас так просто достать любую информацию, как вы справлялись в свое время?

— В 1980-х на столе у каждого практикующего дизайнера было две главных книжки — «Типографика» Эмиля Рудера и «Сетка» Аллена Херлберта. Безусловно, были еще альбомы по шрифтам и иностранные издания — настоящие сокровища. Каждая книга в то время была на вес золота. Я хорошо помню, как в 1997 году, когда я был студентом третьего курса, появился журнал «Как», который выпустили Петр Банков и Екатерина Кожухова — основатели московской студии «Дизайн Депо». Это был действительно праздник на нашей улице, потому что в России наконец появилось собственное профессиональное издание по графическому дизайну. Тогда Петр с Екатериной были для нас маяками и светочами, впрочем, они и сейчас ими остаются.

— Вашему журналу «Проектор» в этом году исполняется 10 лет. А как он вообще появился — вырос из студии?

— Нет, скорее, наоборот — студия выросла из журнала. Вообще, у «Проектора» довольно любопытная история возникновения. Так получилось, что в начале двухтысячных я преподавал на кафедре Графики Северо-Западного института печати. И одной из моих дипломниц была умница Настя Колесникова. Мы с ней в качестве дипломной работы придумали журнал «Проектор» — издание, посвященное современному визуальному искусству. Она его защитила, естественно, на отлично. И мне было страшно обидно, что самая завидная судьба даже самых успешных дипломных проектов — пару раз показаться на студенческих выставках, после чего быть благополучно утерянными в архивах кафедр или дома у автора. Так я начал работу по подготовке переформатирования дипломного проекта в профессиональное издание. В то очень недолгое время я работал руководителем дизайн-студии крошечного издательского дома, который выпускал несколько журналов, никак не связанных с дизайном. Я тогда предложил моим тогдашним работодателям и друзьям затею с новым журналом по дизайну. На что они сказали: «Слушай, ты, вроде, разбираешься в этом — зарегистрируй на себя, будь учредителем, а мы поддержим финансами». Мы выпустили пилот, я пустил мощные PR-круги по воде: сделал презентацию в Питере, на которой было больше 500 человек, а потом и в Москве на выставке «Дизайн и реклама». После, само собой, получил вполне заслуженных люлей от уважаемых мной авторитетов — здоровую порцию критики за макет журнала, но все это было вполне справедливо. Тогда же я взял на работу эту самую дипломницу Настю на должность арт-директора, потому что мне не хотелось быть дизайнером журнала — я хотел занимать пост главного редактора.

Мы выпустили пилотный номер в начале осени 2007 года, дело шло к новому 2008 году. А у нас в Питере такая чудовищная осень-зима: все черное, солнца нет, депрессивная погода. И как раз в этот момент закрывается бизнес, в котором я был трудоустроен, а учредители мне говорят: «Ну, мы тут подумали и решили, что хватит, наигрались мы в этот издательский бизнес, а ты давай дальше как-нибудь сам». А у меня с Никой (Ника Мякиненкова — жена, — прим. Enter) как раз тогда родилась дочка, Алиска, ей было меньше месяца. Я возвращаюсь домой и говорю Нике: «Слушай, у нас тут такая история получилась — я теперь безработный. Но в этом нет ничего страшного, на прокорм семьи-то я всегда смогу заработать собственными проектами. К тому же, я вроде как начал издавать журнал, оповестил об этом всех и сдуться после пилотного выпуска было бы совсем не по-пацански. У меня есть замечательная мысль: все нажитое непосильным трудом я сейчас отдаю в типографию за печать следующего номера». А Ника с Алиской на руках говорит: «Ты совсем ***** [офигел], родимый? Я не работаю, у нас маленький ребенок, а ты все деньги на свои игрушки хочешь потратить?». Но потом она сказала: «Ладно, черт с тобой, я в тебя верю, поступай как знаешь» — это и стало отправной точкой для настоящего старта журнала.

Примерно до 2013-го года, несмотря ни на какие экономические кризисы, я старался четко соблюдать периодичность, железно делая четыре номера в год. А потом был период от полутора до двух лет, когда я делал еще один большой бумажный проект — журнал «Антиква», посвященный собирательству и коллекционированию. Он меня так увлек, что я даже немного подзабил на собственный журнал. К тому же, тогда я еще был главным редактором портала ART1.ru, посвященного искусству и культуре Санкт-Петербурга. Получается, на тот момент я был главредом сразу трех изданий, не забывая делать и собственные проекты — достаточно плотный график, поэтому мне было не до регулярности «Проектора». Но потом я понял, что не в регулярности дело, и старался делать тематические выпуски, посвященные национальным дизайнерским школам или одной теме, раскрывая ее с разных сторон. Кроме этого, я решил не только выпускать журнал, но и поддерживать его каким-то событием. Как, например, весь последний номер посвящен французскому плакату и ему сопутствует большой проект — выставка современного французского плаката, которая прошла в Питере, Казани, в сентябре откроется в Петрозаводске, а в октябре — в Екатеринбурге.

Пару лет назад в рамках фестиваля Takeanotherlook я был в Лондоне в составе потрясающей творческой группы. Там был и мой друг Саша Вайнштейн — театральный продюсер и основатель «Скорохода» — одной из интереснейших театральных площадок в Санкт-Петербурге. Там открывалась моя фотографическая выставка, а Саша представлял театральную общественность. Однажды мы выпивали дружно-весело, и он говорит: «Да, слушай, я давно знаю твой журнал и это типа такой дневник Мити Харшака, который выходит в виде печатного издания каким-то там тиражом». А я отвечаю: «О! Точно, слушай, это же действительно история из серии “что вижу — то пою”». Поскольку я неизбывно нахожусь в информационном потоке, мимо проплывают и интересные персонажи, и события, и яркие картинки. А я тут же из этого потока что-то выхватываю и сгребаю себе в журнал. Вот так, в общем-то, номер за номером и получается.

Я часто задавал себе вопрос: «Нахрена тебе все это нужно?». Потому что я издаю журнал на собственные деньги, а это крайне недешевая история. Сейчас, конечно, появилась грантовая поддержка, но и она не покрывает всех затрат. В лучшем случае лишь половину, а все остальное я добиваю из своего кармана, который, к сожалению, не бездонный. Но я понимаю, что мне самому все это в кайф. К тому же, журнал очень здорово отплачивает добром за добро. Я делаю хорошее ему, а он мне тоже что-нибудь приятное в ответ. Например, встречи, которые мне подарил «Проектор» — это совершенно бесценный опыт и знакомства с людьми, которых я до сих пор считаю своими учителями в профессии. Единственное, о чем я страшно жалею, каждый раз общаясь со своими европейскими, американскими, ближневосточными коллегами, — об отсутствии версии журнала на английском языке. Иностранные знакомые всегда недоумевают: «Почему только на русском, где билингва?». Я вижу энтузиазм в их глазах, и они говорят: «Вау, классно, красиво! Жаль, почитать не можем». Но я понимаю, что это уже другой уровень затрат — как времени, так и денег. Надеюсь, однажды я все-таки дорасту и до работы с международной аудиторией.

— Когда дипломный проект выливается во что-то такое большое — это прекрасно.

— Да, это действительно так. Сейчас, конечно, я уже совершенно спокойно к этому отношусь, но в свое время мне было ужасно обидно, что Настя ушла из этой истории. Я бы с радостью продюсировал ее как арт-директора журнала, а сам бы оставался идеологом и главным редактором. Я же и тексты пишу, и интервью беру, и верстаю все сам. Я был бы рад, если бы заботы по дизайну и верстке взял на себя кто-то другой. Однако Настя решила в какой-то момент, кажется, после второго номера, что это не ее стезя. Я иногда пытаюсь представить, что мне кто-то говорит: «Давай реализуем твой дипломный проект и будем издавать его как профессиональное издание». Да это же просто кусок счастья, неожиданно обрушившийся на человека. Это я сужу со своей колокольни, но у каждого свой путь.

— Вопрос довольно размытый, но каковы сильные различия между графическим дизайном в России и за рубежом?

— Вопрос о смысле жизни, Вселенной и вообще. Если вы смотрели «Автостопом по галактике», — ответ «сорок два». Если говорить о европейском дизайне и российском, то существует некий пелотон, что называется, creme de la creme (в пер. с французского — лучшие из лучших, — прим. Enter), сливки — самые главные персонажи в профессии. Российский графический дизайн с этой точки зрения абсолютно конкурентоспособен в мировом контексте. У нас есть гениальные Игорь Гурович, Петр Банков, Андрей Шелютто и еще очень много классных дизайнеров, признанных в мире и обласканных жюри международных биеннале. В Европе, в общем, то же самое — тонкая прослойка суперзвезд. Дальше у них жирный средний слой крепких профи, которые формируют визуальную картину окружающей их действительности — очень высокий средний уровень. У нас же, в России, сразу после звезд идет такой же тоненький средний уровень, который при этом еще и не формирует общую визуальную картину в городах. Им, безусловно, достаются какие-то заказы культурных институций, музеев, театров, крупные заказчики. А дальше у нас идет жирный слой адского треша, который формирует визуальную картину окружающего мира. В Европе этот слой треша тоже, само собой, присутствует, но он неизмеримо тоньше. Наверное, самое главное различие как раз в слоях этого профессионального пирога, потому что, к сожалению, эта история с насмотренностью визуальных образов у наших людей отсутствует. Вернее, она существует, просто все эти образы достаточно низкопробного качества. Все-таки Западная Европа на очень приличном уровне решает вопросы навигации, уличной рекламы, оформления городской среды и так далее. Однако то, что сейчас происходит, например, в Москве, меня сильно радует, в частности, принятие дизайн-кода города — это очень большой шаг. За последние пять лет было претворено в жизнь много успешных проектов в сфере брендинга территории и разработки брендинга городов. Поэтому я думаю, с точки зрения дизайна Россия двигается в правильном направлении.

— Давайте поговорим о самой выставке. Кто отбирал плакаты?

— Я сам. Мне было интересно показать определенный срез французского плаката именно 2000-2010-х годов. Здесь нет двадцатого века, только двадцать первый. При этом я отбирал работы не только молодых дизайнеров. Например Алекс Жордан или Ален ле Кернек — дизайнеры уже старшего поколения, активно поучаствовавшие и в событиях Парижской весны и революции 1968 года — эдакие романтики графического дизайна, бойцы-революционеры. Но есть и люди более молодого поколения, вроде Филиппа Апелуа, который, конечно, тоже уже не мальчик и долгое время занимал пост арт-директора Лувра. Все дизайнеры очень разные: кто-то работает через средства типографики и виртуозно взаимодействует с буквой. А кто-то делает рукотворные экспрессивные декоративные вещи. Мне в этой выставке хотелось показать разных авторов и, на мой взгляд, те семь кусков, которые формируют экспозицию, они достаточно репрезентативно представляют современный срез французского плаката.

Такие проекты показывают национальную школу как явление. Например, есть восхитительная школа польского плаката, но говорить о том, что есть какое-то общее явление под названием «американский плакат» или «немецкий плакат» — я бы поостерегся. Есть классные отдельные авторы, а явления нет.

— Вы говорили, что эта же выставка пройдет в Екатеринбурге и Петрозаводске. А вы сами следите ли за тем, что происходит с центрами современной культуры в регионах?

— Относительно недавно, когда познакомился со «Сменой», я начал следить за тем, что происходит здесь, в Казани. Кроме этого, есть несколько профессиональных фестивалей и конкурсов, например тульская «Золотая блоха», которая проходит на протяжении многих лет. К тому же, периодически меня приглашают принять участие в подобных мероприятиях в качестве члена жюри, на что я всегда с удовольствием откликаюсь. Безусловно, какой-то информационный поток проходит через меня, и я выделяю некоторые интересные вещи из него. Однако в основном я варюсь в питерском котле с периодическими десантированиями в Москву.