Юрий Норштейн: «У меня нет какой-то сквозной идеи, я просто люблю жить»


О современных детях, об эмоциональных потрясениях и умении жить достойно.

На днях в «Штабе» состоялась встреча с Юрием Норштейном – известным советским мультипликатором, создавшим «Ежика в тумане». Наш корреспондент поговорил с Юрием о том, как нужно мыслить, чтобы оставаться достойным человеком, каким должно быть детство творца и почему он жалеет о том, что стал создавать мультфильмы.


– Как ваши детские годы повлияли на творческую жизнь?

Если сравнивать с сегодняшними детскими годами, то мои были лучше. Потому что они были драматичнее, напряженнее. Сегодня стараются ребенка от всего отгородить, чтобы он произрастал в неге, чтобы он мог только руку протянуть, и в его руке окажутся все его прихоти. К тому же эта рука становится злобной с наполненным желанием: «Только мое! Только мне!». Оно было интереснее: я больше видел. Мое поколение переживало детство совершенно по-другому. Я больше общался с людьми, не был отделен от них. Мое детство было в коммуналке, как и у многих моего поколения. Я видел людей разных: плохих и хороших, злых и добрых, мастеров, умеющих делать свое дело, любящих свою работу. Видел скандалы и братства людей, и согласие, и помощь. Все это вместе перемешалось в моих впечатлениях. Поэтому если заниматься творчеством, то мне есть откуда брать впечатления.

– То есть вы считаете, что человек без драматизма в жизни не может заниматься творчеством?

Не получивший сильных впечатлений в детстве, не сможет работать. Он будет все выдумывать. Это все будут тафтяные цветы. Знаете, цветы из проклеенной материи. Мертвые цветы

8

– Какие люди встречались вам на пути, которые вдохновляли вас и подпитывали вашу идею?
Самые разнообразные. Например, мой сосед столяр дядя Ваня. Очень хороший столяр и пьяница. Я смотрел, как он работает рубанком, и мне самому хотелось. Возвращаясь к детям: если ребенок не научился рукой работать, если он ждет, что ему готовое положат, он тем самым не то что бы замедляет, а совсем прекращает свою умственную деятельность. Рука – продолжение мысли, и, наоборот, мысль развивается от руки. Поэтому надо уметь сделать вещь. У меня был замечательный учитель рисования в школе Михаил Акимович. Он был из деревни, но образованный человек. Преподавал в школе рисование и черчение. Мы с ним с первого по десятый класс были. Необыкновенная личность – светлая. Могу сказать о моем отце, который хотя и прожил недолгую жизнь, (я его довольно мало знал), но он оставил во мне глубочайший след своей порядочностью и достоинством: не юлил, не суетился, не был замешан в каких-нибудь подлых поступках. Нести в себе достоинство – это очень сложная история. Очень легко скурбиться, если говорить на языке воров в законе. Но это слово здесь очень точное. То есть потерять в себе навыки, без которых человечество не выжило бы. А оно сегодня хочет выживать на наглости. Так ничего не получится.

– Кем нужно быть, чтобы твердо сохранить в себе это достоинство?

Да просто порядочным человеком. Не пытаться в угоду себе делать подлые поступки, и не думать о том, что твоя подлость отразиться на жизни других. Да она и на твоей жизни отразиться. Только не быстро. Попозже.

– У вас в жизни есть определенная идея, с которой вы идете?

Нет. У меня не было какой-то сквозной идеи, я просто люблю жить, и это ощущение неистребимо во мне. Мне очень нравится это просто жить. А если еще есть возможность заниматься творчеством, если есть любимый человек, и ты любим, а если еще есть дети и внуки, то совсем прекрасно, совсем хорошо! Но это все требует очень больших усилий. Конечно, человек не живет без идеи, и, конечно, внутри меня она есть. Причем на каждом моменте она меняется. А сверхидеи типа «я осчастливлю человечество», и прочее – нет. Таких нет.

– В одном из интервью вы говорите, что жалеете о том, что попали в мультипликацию. Почему?

Потому что я хотел заниматься живописью. Я в ней хорошо разбирался. И чувствовал ее. Но обстоятельства так сложились. Идея была другая, но зашел я на другую территорию. А что делать? Я очень жалею. И жалею об этом каждый раз, когда сталкиваюсь в мультипликации с очень тяжелыми ситуациями, когда от тебя не зависит поворот жизни. Твоя работа от тебя не зависит, – и это ужасно.

1

– Не думалось ли вам о том, что за свои годы удалось осчастливить множество детей и их родителей?

Если это произошло, то очень хорошо, конечно, я радуюсь и за родителей, и за детей. Но я бы мог осчастливить себя больше, если бы занимался тем, чем полагал заниматься.

– Также вы говорите, что, если человек перестает думать, то он испугается жизни.

Мысль держит человека. Мысль держит личность. Мысль держит жизнь и человеческое здоровье. Простой пример: 30 августа художнику, который рисовал Чебурашку, Леониду Ароновичу Шварцману исполнилось 96 лет. 2 месяца назад он сломал шейку бедра – обычный старческий перелом. Я позвонил ему поздравить с днем рождения и услышал бодрый, хороший голос человека, который находится в этом далеком пространстве искусства, творчества и мысли. И поэтому он очень хорошо выглядит. Он воодушевлен жизнью. А вы посмотрите на лица, на которых нет отпечатка мысли. Это чиновники – классический образец скуки, презрения ко всему, жажды накопления, вместо глаз две амбразуры, в середине лица пулемет. Там нет ничего человеческого и быть не может. Они прибывают в антимысли, которая не является связующим и формирующим жизнь моментом. И эта антимысль – негатив мысли.

– Вы говорили, что террористические организации разрушают историю. А если нет истории, то нет нас. Много раз за тысячелетия жизни человечества разрушались объекты истории. Нас много раз не становилось?

И народ уходил. Он исчезал. Целиком вся генерация. И не оставалось от них даже никаких знаков. Об этом пишут и в живописи, и в поэзии. Это ужас идеологии: они хотят настоять на своем. Они даже не думают, что они разрушают. Им даже временами может казаться, что они созидают и восстанавливают справедливость. С ними уже нельзя разговаривать. Они подлежат только истреблению, потому что у них нет ни одного позитивного момента, формирующего жизнь. Только идея, которую они должны насадить, и это хуже, чем фашизм.

Текст: Альфия Ляпина
Фото: Мансур Ахметшин

Смотреть
все материалы