Во всем мире больше двух миллионов непохожих друг на друга городов: маленьких, как Чекалин, и гигантских, как Нью-Йорк. Директор лондонского Музея дизайна Деян Суджич в книге «Язык городов» попробовал обобщить все то, что мы называем городами, и сформулировать, какие скрытые силы создают ощущение городского пространства.

С разрешения Strelka Press публикуем отрывок, который объясняет, как создаются города и откуда берутся их названия. Всю книгу скоро можно будет заказать онлайн.

Чтобы создать город, нужно прежде всего выбрать для него имя. В принципе, подойдет любое название, хотя некоторые, несомненно, сулят более успешное будущее, чем другие. Возьмем столицу Чечни — город Грозный. Он получил свое имя от крепости Грозная, построенной царской Россией на чеченских землях в начале XIX века, в ходе завоевания Северного Кавказа. Вокруг нее и вырос город, чье население сейчас составляет 271 тысячу человек. Название Грозного несомненно перекликается с его суровым прошлым, в котором были и сталинская массовая депортация, и разрушительная вой­на, начатая Путиным, чтобы возвратить Чечню в состав России, а заодно отражает текущую ситуацию, когда республикой управляют бывшие полевые командиры. Но подобная идентичность вряд ли способна привлечь в город новых жителей и инвесторов.

Нынешний глава Чечни Рамзан Кадыров пришел к власти после гибели его отца от рук террористов в 2004 году. Кадыров испытывает пристрастие к спортивным костюмам, золотым цепям, боевым единоборствам и строительству небоскребов на деньги из Москвы. Он водит на поводке тигренка, как домашнего питомца, а в его свите мелькают то Жерар Депардье, то Майк Тайсон.

У возникающих во время вой­н и стихийных бедствий лагерей беженцев названий нет. Но когда поселение, даже появившееся при самых прискорбных обстоятельствах, получает название, рождается чувство осмысленности, которое способно со временем превратить его в город. В 1630 году группа английских пуритан, перебравшихся в Северную Америку, чтобы спастись от религиозных гонений на родине, назвала свое новое поселение, которое со временем вырастет в трехмиллионный мегаполис, Бостоном — в честь городка в Линкольншире, из которого они отправились в путь. Тель-Авив был основан в 1909 году горсткой беженцев, вынужденных покинуть родные места из-за еврейских погромов. Они собрались на берегу моря поблизости от Яффы, по жребию распределили между собой участки под строительство домов и дали поселению имя на иврите.

Трущобы — другое дело. У них чаще всего есть названия, пусть и приобретенные по случайности, но это не ведет ни к инвестициям, ни к стабильности. Мешает отсутствие инфраструктуры. Одно из таких самостоятельно прилипших имен — Комплексу-ду-Алеман. Так называется фавела в Рио-де Жанейро, активно разрастающаяся с 1950-х годов и печально известная высоким уровнем преступности. Незаконно построенные хижины из шлакоблоков с крышами из волнистых асбестоцементных листов занимают буквально каждый вершок земли, некогда принадлежавшей иммигранту, которого первые жители фавелы нарекли Аlemão, по-португальски — «немец». Впрочем, в Бразилии «немцами» с легким пренебрежением называют любого светлокожего иностранца — первоначальный владелец Комплексу-ду-Алеман на самом деле был родом из Польши, а не из Германии.

Еще одно случайное название — Соуэто, унылый «город в городе» на окраине Йоханнесбурга со столь же унылым именем: это акроним от казенного South Western Townships — «Югозападные поселения». Происхождение Соуэто совсем иное, чем у бразильских трущоб. Это поселение возникло из-за того, что прежний режим апартеида старался вытеснить чернокожее население из центральных районов города, которые отводились для белых. Пусть в Комплексу-ду-Алеман царят беззаконие и лишения, а продолжительность жизни невелика, но это поселение создано по воле самих жителей и не навязывалось им. Дома в фавеле похожи на случайные наросты, на морские ракушки, прилепившиеся к скале, и разительно отличаются от стройных рядов одноэтажных домов из шлакоблоков с двускатными крышами в Соуэто, чья планировка напоминает лагерь для заключенных. Первое поселение можно вслед за Кристофером Александером назвать естественным, а второе — искусственным. Впрочем, когда в преддверии Олимпиады в Рио фавелы наводнили вооруженные спецподразделения для борьбы с преступностью, Комплексу-ду-Алеман выглядел как оккупированный город. Но эти спецназовцы хотя бы проявляли определенную сдержанность, в отличие от полицейских «эскадронов смерти», действующих в других регионах Бразилии.

Порой город бывает отражением воли одного человека — его основателя. Александр Македонский даровал Александрии свое имя. Петр I тоже был не из тех, кто умрет от скромности,— он назвал Санкт-Петербург в честь своего небесного покровителя. Джордж Вашингтон лично выбрал для американской столицы место, но не название — его утвердили уполномоченные, руководившие строительством главного города страны по поручению Конгресса. Когда Жуселину Кубичек неожиданно для избирателей — а быть может, и для себя самого — решил выполнить предписание бразильской конституции и построить новую столицу в течение пятилетнего срока своего пребывания на президентском посту, он назвал ее в честь страны.

В 1967 году британское правительство решило дать новому городу с населением в 250 тысяч человек, который оно запланировало построить у автострады M1 на полпути между Лондоном и Бирмингемом, название Милтон-Кейнс. Речь не шла о соединении фамилий Джона Мильтона, автора поэмы «Потерянный рай», и Джона Мейнарда Кейнса, видного экономиста ХХ века, словно в попытке стереть грань между культурой и наукой. Не было это и ответом капиталистического мира на появление на карте Карл-Маркс-Штадта — такое имя в 1953–1990 годах носил восточногерманский город Хемниц. Все проще: в Бакингемшире существовала деревушка Милтон-Кейнс, которую должен был поглотить новый город. Деревня исчезла, но ее имя живет по сей день в названии города, который ее уничтожил. И сегодня в центре Милтон-Кейнса сохранились древние переулки и кирпичные дома георгианской эпохи, зажатые между искусственными бетонными террасами, бизнес-парками и подземными пешеходными переходами.

Города со спорной идентичностью носят сразу несколько названий. Выбирая одно из этих имен — например, Дерри в Северной Ирландии вместо официального Лондондерри,— люди демонстрируют приверженность определенной версии истории города. Если же названия городов меняются по политическим причинам, последствия могут быть непредсказуемыми. Англоязычные жители Мумбаи — в основном представители индийской интеллектуальной элиты — используют его прежнее название Бомбей куда чаще, чем сами англичане, которые стараются лишний раз не напоминать индийцам о временах колониального владычества.

Корни Мумбаи связаны с волнами европейской колонизации Индии. В XVII веке португальцы передали Англии несколько островков и рыбацких деревушек, из которых тогда состоял Бомбей. В то время там проживало 20 тысяч человек, но по мере того как портовый город превращался в сосредоточие текстильных мануфактур, железнодорожный узел, финансовый центр и оплот индийской киноиндустрии, его население разрослось до 18 миллионов. В его архитектурном облике сочетаются сюрреалистические воплощения викторианской неоготики на местной почве — например, гигантский железнодорожный вокзал Чхатрапати-Шиваджи, спроектированный Фредериком Уильямом Стивенсом и не уступающий помпезностью лондонскому СентПанкрас,— и жилые высотки Чарльза Корреа, адаптировавшего принципы модернизма к тропическому климату Индии. А недавно силуэт города пополнил бесстыдный символ личного обогащения: безумного вида небоскреб-дворец, спроектированный американским архитектурным бюро Perkins & Will для Мукеша Амбани, олигарха-миллиардера во втором поколении, и его семьи. Электроэнергия и вода в городе подаются с перебоями, а пригородная железнодорожная сеть настолько перегружена, что пассажиры вынуждены висеть на подножках вагонов, и каждый день кто-то из них погибает.

В Мумбаи насчитывается 300 тысяч уличных торговцев, из которых лишь несколько тысяч имеют лицензию. Положение остальных стабильно неустойчивое, да и тех, кто имеет официальное разрешение на торговлю, полиция в любой момент может прогнать с насиженного места. В такой ситуации всепроникающая коррупция, по сути, неизбежна. В Мумбаи существует две категории трущоб: «санкционированные», которые муниципалитет обязан обеспечивать основными коммуникациями, и нелегальные — они в любой момент могут быть снесены, и город не считает своим долгом снабжать их электричеством и водой. Плотность населения там просто невероятная. В Дхарави — крупнейшем трущобном районе города — на гектар земли приходится 4500 жителей. В центре Лондона соответствующий плановый показатель составляет 340 человек на гектар. Наиболее плотно заселенный лондонский боро 2 Ислингтон по площади в семь раз превышает Дхарави, и живет там 200 тысяч человек, а в Дхарави, по приблизительным оценкам,— около миллиона. При этом «санкционированные» трущобы вроде Дхарави составляют лишь 40% от их общего числа — большинство таких районов застроены нелегально. В некоторых нелегальных трущобах жители пользуются незаконно установленными водоразборными колонками, в других водоснабжение отсутствует вовсе. Перед каждыми муниципальными выборами в Мумбаи некоторые трущобы получают законный статус: так местные политики обеспечивают себе массовую поддержку благодарных избирателей. Но городские власти не рассматривают такие поселения как постоянные и заслуживающие преобразования в пригородные районы или города-спутники.

Некоторым городам на протяжении их истории случалось менять свою идентичность в зависимости от различных политических и культурных приоритетов их правителей. Стамбул, прежде называвшийся Константинополем, а еще раньше — Византием, в разное время был столицей трех империй . Облик города определяется сохранившимися элементами строивших его цивилизаций: греческой, римской, византийской и османской. Сегодня в центре Стамбула любое строительство происходит под надзором археологов. Сооружение железнодорожного тоннеля под Босфором, соединившего Европу с Азией, было приостановлено на четыре года из-за обнаружения остовов целой флотилии византийских кораблей, которые необходимо было со всеми предосторожностями раскопать, изучить и сохранить. Точно так же пришлось отложить запланированную реконструкцию площади Таксим — еще до начала демонстраций против вырубки деревьев в парке Гези — из-за возможного наличия в этом месте саркофагов V века и генуэзских захоронений.

Если есть свободное время, то в Стамбуле стоит отправиться в Музей Сабанджи, посидеть на его террасе в тени вековых оливковых деревьев и полюбоваться, как солнце играет на водной глади Босфора. Как и многие другие культурные учреждения города, Сабанджи — частный музей, который существует благодаря одной из нескольких богатых семей, доминирующих в турецкой экономике. Это напоминает ситуацию в Нью-Йорке XIX века — только там меценаты объединялись, чтобы вместе финансировать создание подобных общественных институций. В Стамбуле такое пока невозможно — слишком сильна конкуренция между кланами. В Сабанджи выставлены полотна Пикассо и работы османских каллиграфов. Ресторан при музее, который так нравится редакторам журнала Wallpaper, выдержан в современном скандинавском стиле, а меню разработано шеф-поваром из Новой Зеландии. Если же вас интересует что-то более экстравагантное и дерзкое, к вашим услугам стамбульский Музей современного искусства, который содержится на средства семьи Эджзаджибаши,— и оттуда, кстати, вид на Босфор еще лучше: галереи разместились в одном из железобетонных портовых пакгаузов 1960-х годов . Около музея вы увидите элегантную мечеть XIX века, выполненную с элементами итальянского барокко. А на берегу залива Золотой Рог находится музей транспорта, который принадлежит еще одной турецкой династии промышленников и финансистов, семье Коч.

Именно в Стамбуле в 2003 году в результате теракта погибли британский генеральный консул Роджер Шорт и еще 29 человек, а около 400 получили ранения. В то время, когда в Лондоне Джордж Буш вел переговоры с Тони Блэром, смертник за рулем набитого взрывчаткой грузовика врезался в каменные ворота консульства — классицистического здания, спроектированного сэром Чарльзом Берри для британского посольства при Блистательной Порте, как называли двор османского султана . В этом же городе правозащитник Рагып Зараколу был приговорен к пяти месяцам тюрьмы за «оскорбление республики»: он опубликовал книгу британского автора с критикой политики турецкого правительства в отношении армянского меньшинства. Там же журналист-армянин Грант Динк был убит за свои политические взгляды. Через Стамбул отправляются на Ближний Восток новобранцы-джихадисты, завербованные в западных странах, и он неоднократно становился местом нападения курдских боевиков на турецкую полицию.

Основатель современного турецкого государства Кемаль Ататюрк родился на территории нынешней Греции, но он распорядился перенести столицу из европейского Стамбула в Анкару — город в азиатской части страны, созданный почти с нуля. При этом Ататюрк настаивал, чтобы город на Босфоре величали исключительно на турецкий манер — Стамбулом, хотя во многих странах мира его продолжали называть по-гречески Константинополем. У славян для него есть свое имя — Царьград, его до сих пор употребляют в Болгарии. В исландском же сохранилось название со времен варяжских походов к берегам Черного моря — Миклагард, то есть буквально «Великий город».

С 1930 года турецкая почтовая служба отказывается доставлять письма, если в адресе получателя город указан не как Стамбул, а как-либо иначе. Чем больше у города исторически было торговых связей, тем больше лингвистических вариаций существует у его названия. Но чем могущественнее город, тем выше вероятность, что все торговые партнеры будут называть его одинаково.

Изображения: Рената Фогель