Летом хочется к воде, но найти пригодный для купания и комфортный пляж у открытого водоема не так-то просто. И даже виды на Казанку вдруг стали частично скрывать экранами. Между тем, век назад город пользовался водой гораздо свободнее: вдоль берегов Булака шли ярмарки, некоторые озера были источниками питьевой воды, а пароходы на Кабане считались самым прогрессивным видом транспорта.

В новой колонке постоянный эксперт Enter краевед Марк Шишкин рассказывает о временах, когда вода намного больше влияла на жизнь казанцев, а казанские водоемы выглядели и вели себя совершенно иначе.

Казань как Венеция

«Кто не видал Казани во время разлива, тот не смеет сказать, что он видел Казань», — писал обозреватель газеты «Казанские губернские ведомости» в мае 1852 года, сравнивая город с Венецией. Сейчас никаких особых разливов не наблюдается. Получается, что никто из нас не видел той самой настоящей Казани?

И да и нет. С 1957 года, когда было построено Куйбышевское водохранилище, Волга и Казанка навсегда стали гораздо шире своих естественных берегов. Но и до масштабов весенних разливов им очень далеко: Казанский Кремль в полуостров не превращается, лодки у Тайницкой башни не причаливают.

Больше всего былые пейзажи напоминает Казанка у Кировской дамбы. До поворота русла река шла не там, а между Ягодной и Адмиралтейской слободами. Вместо соединения ее берегов дамба служила проездом по заболоченной низменности — вода окружала ее по весне. Поэтому и храм-памятник становился островным только часть года. Вот как краевед Николай Баженов описывал плавание к нему весной 1845-го:

«Ни одно тревожное дыхание ветра не рябило поверхность разлива, по которому во все направления скользили лодки. Плавая по широкому его раздолью, я любовался прекрасными видами. Казань смотрелась в зеркальную поверхность обтекающих ее вод, а Кизический монастырь с сосновой рощей рисовались на другой стороне. Все предместья разобщались водою: Адмиралтейская слобода была на острове. Памятник, облитый со всех сторон до неприступности, как будто вырастал из воды. Незаслоненная предметами даль казалась безбрежным морем, а отдаленные селения дополняли картину. Разлив, как и всегда, был оживлен движением судов и лодок, и часто слышались звуки музыки, голоса веселья и пушечные выстрелы, далеко раскатывающиеся по воде».

Период подъема воды приходился на апрель-май и достигал пика к 9 мая по старому стилю. Это был «летний» праздник святителя Николая, который по новому стилю отмечается 22 мая. «… Трое суток вода остается без движения: в эти дни рыболовы загораживают сетями истоки озер, вместе с Волгой разлившихся, чтобы рыба, двинувшись в обратный путь с водою, не могла уйти из них в реку», — рассказывал автор очерка «Общественные гулянья и празднества в Казани» Василий Лебедев. Затем вода постепенно спадала.

В период разлива особенно менялся вид правого берега Казанки, где сейчас Кировский и Московский районы. В острова превращались целые слободы и небольшие возвышенности — «гривки». «Многие из горожан, во время прогулок своих на катерах и лодках, удаляются на эти острова: пить чай, кофе и веселиться, всяк по-своему, в виду городского ландшафта. А между тем по широкому раздолью Волги взад и вперед несутся купеческие суда и частью проходят мимо, частью останавливаются перед крепостью», — писал Лебедев в 1852 году.

Кто не хотел кататься на лодках, любовался бескрайней водной гладью с Кремлевского бульвара — это был засаженный деревьями проход вдоль западных стен крепости. Хотя зеленые насаждения там вырубили, с бывшего бульвара по-прежнему открываются хорошие виды, и можно представить, как публика гуляла там во времена казанской «Венеции».

Ядовитые испарения, хулиганы на лодках и рухнувшие стены Кремля

Кроме прекрасных видов и интересного досуга местоположение Казани на затапливаемом низинном берегу Волги создавало немало сложностей. Периодически в зоне затопления оказывались жилые кварталы в Забулачье, отчего слобода в районе вокзала получила название Мокрая. То же самое касалось улиц вдоль Казанки: Засыпкиной, Нижне-Федоровской и Подлужной. Иной раз вода приходила и на улицы вдоль Нижнего Кабана. В городе существовала негласная, но всем понятная социальная сегрегация, когда более престижными считались кварталы в возвышенных частях города, где не было угрозы наводнений. Значительные территории, уходившие весной под воду, были в целом непригодными для жизни.

Проблемы оставались даже после отступления воды. Сырость в домах способствовала распространению болезней, а порой случались и «загадочные» трагедии, вроде описанной врачом Иваном Лангелем. 25 мая 1806 года рекрутская жена Домна Глушкова, жившая на Большой Мокрой улице (ныне улица Коротченко у Дворца спорта, — прим. Марка Шишкина), спустилась в погреб и больше не вернулась. В качестве причины смерти установили действие «удушающего газа», образовавшегося в погребе вследствие сырости. Через день аналогичный случай произошел в другом доме на той же улице.

Катание на лодках по водной глади тоже иногда оборачивалось эксцессами. Их веселые и не всегда трезвые пассажиры доставляли немало хлопот жителям домов на подтопленных участках.

В мае 1895 года мировой суд рассматривал дело крестьянина Сушенцова, жившего на Нижне-Федоровской улице (ныне улица Федосеевская, — прим. Марка Шишкина) с женой и тремя маленькими детьми. Ему периодически приходилось прогонять незваных гостей. Но в последний раз, когда причалившая к его дому компания подгулявшей молодежи начала ломать ставни, Сушенцов сделал несколько выстрелов из револьвера холостыми патронами. На звуки прибыла полиция, а затем против Сушенцова было выдвинуто обвинение, однако суд признал действия местного жителя допустимой самообороной.

Ущерб от разлива нес даже Казанский Кремль, живописно возвышавшийся над водопольем. Во время сильного разлива 1777 года стены на его северном и восточном участках обрушились, и их пришлось отстраивать заново.

Все эти факты надо учитывать, если сегодня вас посетит печаль по утраченной казанской натуре. Сооружение Большой Волги в середине ХХ века, строительство защитных дамб и прекращение регулярных разливов позволило вырасти целым кварталам в бывших заболоченных низинах. Другой вопрос, что в ХХ веке не хватило ресурсов, чтобы в полной мере воспользоваться результатами изменений. Выход Казани на Волгу так и не был осуществлен — вдоль берегов остались промзоны и малоэтажные поселки, парадная советская застройка улицы Татарстан быстро устарела, а Забулачье так и осталось не самым благоустроенным районом исторического центра.

Был ли Булак судоходным?

От знатоков казанской истории и старожилов можно услышать, что раньше по Булаку ходили кораблики. И это правда, но только для весеннего сезона. Судоходный период на Булаке совпадал с большой ярмаркой под стенами Кремля на месте нынешней площади Тысячелетия. У этого сезонного торга было много названий: «Весенняя биржа»; «Гулянье на посуде» — по одному из основных товаров; татарское название «Ташаяк», унаследованное от времен Казанского ханства (так называли каменную чашу, куда складывали подати, — прим. Марка Шишкина). Традиция ярмарок просуществовала до 1920-х, и еще недавно площадь под Кремлем называлась Ярмарочной.

Самое красочное описание весенней ярмарки принадлежит писателю Сергею Аксакову и относится к 1806 году, когда Аксаков был студентом только что открывшегося Казанского университета:

«Весною в Казани происходило обыкновенное ежегодное и оригинальное гулянье, и вот по какому поводу: как только выступит из берегов Волга и затопит на несколько верст (иногда более десяти) свою луговую сторону, она сливается с озером Кабаном, лежащим от нее, кажется, верстах в трех, и, пополнив его неподвижные воды, устремит их в канал, или проток, называемый Булак (мелкий, тинистый и вонючий летом), который, проходя сквозь всю нижнюю часть Казани, соединяется с рекой Казанкой.

Целые стаи больших лодок, нагруженных разным мелким товаром, пользуясь водопольем, приходят с Волги через озеро Кабан и буквально покрывают Булак. Казанские жители всегда с нетерпением ожидают этого времени как единственной своей ярмарки, и весть “Лодки пришли” мгновенно оживляет весь город.

Между множеством разного товара, между апельсинами и лимонами привозится огромное количество посуды фарфоровой, стеклянной и глиняной муравленой, то есть покрытой внутри и снаружи или только изнутри зеленым лаком. В числе посуды привозят много глиняных и стеклянных ребячьих игрушек, как то: уточек, гуськов, дудочек и брызгалок. В это время по всем казанским улицам и особенно около Булака толпы мальчишек и девчонок, все вооруженные новыми игрушками, купленными на лодках, с радостными лицами и каким-то бешеным азартом бегают, свистят, пищат или пускают фонтанчики из брызгалок, обливая водою друг друга, и даже гуляющих, и это продолжается с месяц».

О полноводности Булака весной свидетельствует заметка из газеты «Казанский телеграф» 1895 года, рассказывающая, как один крестьянин упал в водоем в районе современной улицы Межлаука, и его стало уносить быстрым течением, пока не помощь не подоспели две лодки. Впрочем, по окончании весеннего разлива Булак пересыхал и представлял собой печальное зрелище, что отразилось и в вышеприведенной цитате Аксакова.

Самый прогрессивный казанский транспорт XIX века

Зато весь теплый период судоходными были озера Нижний и Средний Кабан, соединенные Ботанической протокой.

Пароходное сообщение по внутригородским озерам классик казанского краеведения Лев Жаржевский считал уникальным случаем для России. И действительно: когда трамваи были еще на конной тяге, а до массового распространения автомобилей оставалось несколько десятилетий, пароходы на Кабане были самым современным видом транспорта в Казани. На них из центра города добирались до многочисленных дач по берегам озер, а также до пригородного парка «Аркадия» на Среднем Кабане, где был ресторан, кегельбаны, бильярдная, тир и другие увеселительные заведения.

Жаржевскому удалось установить начало регулярных перевозок — 1867 год, и название самого первого парохода — «Любовь». Дошли до нас и другие названия пароходов: «Дачник», «Джигит», «Смелый», «Нептун», «Добчинский» и «Бобчинский». А еще — целый ряд фотографий, где они курсируют на фоне совсем еще не застроенных берегов.

Сейчас пароходное сообщение между Нижним и Средним Кабанами технически проблематично и навредило бы без того сложной экологической обстановке на водоемах. Но как исторический факт — многое говорит о значении воды в прошлом Казани.

Почему засыпали Черное озеро

Кроме Волги, Казанки, Булака и Кабана в жизни старой Казани большое значение имели не сохранившиеся озера. Белое на месте Ленинского сада было источником питьевой воды, в Тихвинском озере на Московской жители разводили рыбу для своих нужд, вокруг Театрального и Черного образовались городские сады. В течение XIX века все их засыпали, потому что постоянное загрязнение людьми превратило их в рассадники антисанитарии.

Самая большая дискуссия шла по засыпке Черного озера — самого крупного из исчезнувших городских водоемов и самого известного благодаря названию одноименного сада. Во все времена для горожан это место было ценным.

Начало истории Черного озера как рекреационной зоны фиксируется еще в XVIII веке. Краевед Николай Агафонов описывал весьма незатейливую обстановку на крутых берегах водоема:

«Внизу откоса, на самом берегу Черного озера, в полугоре стояло несколько закоптелых куреней, в которых с раннего утра и до ночи происходила оживленная стряпня: пеклись блины, приготовлялся студень, варилась лапша, пельмени, кисель и прочие простонародные кушанья, которые тут же и продавались потребителям, расположившимся под открытым небом, на низких скамьях, за дощатыми столами, врытыми в землю» — это чем-то напоминает шашлычные в районе Лебяжьего и Глубокого озер.

За XIX век сюда пришли более изысканные развлечения. «Среди озера, поперек, настлан на воде плот, на котором, по высокоторжественным дням, во время иллюминаций, устраивается щит с вензелем, освещаемый разноцветными огнями. Аллеи также все иллюминируются. Тысячи огней, отражаясь в воде, производят эффект, понятный для тех, кто видел на Петергофском гулянье иллюминированные озера» — в описании Василия Лебедева из статьи «Общественные гулянья и празднества в Казани» можно увидеть красивую предысторию современной новогодней иллюминации на Черном озере.

Но проблема качества воды постоянно усугублялась и портила облик городского сада. Каждое лето Черное озеро начинало издавать зловоние, которое продолжалось до цветения воды. Во второй половине XIX века обсуждались разные проекты очистки озера: предлагали засыпать его илистое дно песком или щебнем, пустить в него водопроводную воду.

Большинство предложений были направлены на сохранение естественного водоема, а споры о его будущем на страницах газет велись с особым накалом эмоций. Финальное решение засыпать Черное озеро приняли в 1888 году, и сейчас на месте его части расположен искусственный пруд, который многие принимают за исторический.

Доступ к водоемам как источник конфликтов

Водоемы как источник питьевой воды — это отдельная большая тема, которая требует самостоятельного изложения. Но даже приведенные факты показывают, что в прошлом жители Казани гораздо активнее взаимодействовали с водными пространствами, чем сейчас. Водоемы были и утилитарными транспортными артериями, и местами, где горожане проводили значительную часть свободного времени. Потребность быть рядом с водой не исчезла из идентичности казанцев и в XXI веке.

Особенно контрастирует с водными богатствами Казани современная ситуация, где не действует большинство пляжей советского времени, с набережной реки Казанки так и нет выхода к воде, а вопрос об инфраструктуре для экомаршрутов и создании парков по «Стратегии развития Казанки» отложен в долгий ящик.

Именно поэтому попытки оградить горожан от водных богатств, будь то шумозащитные экраны или любые закрытые объекты вдоль берега, будут вызывать острую реакцию всего общества. И, напротив, проекты, которые делают воду доступнее и раскрывают потенциал прибрежных территорий, не обладают раздражающим эффектом и воспринимаются скорее позитивно.

Текст: Марк Шишкин
Иллюстрации: Марина Никулина