Антон Лапенко — о первой большой роли, мужском поведении и развитии кино в России
В ноябре в российский прокат вышла драма «По-мужски», впервые за долгое время поднимающая вопросы настоящего мужского поведения на большом экране. На премьерном показе в кинотеатре «Киномакс IMAX» в ТЦ Kazanmall ее представил Антон Лапенко. В фильме он впервые сыграл драматическую роль — и сразу главную.
Пользуясь возможностью, Enter встретился с Антоном и поговорил о том, почему актер выбрал эту роль в качестве дебюта, смогут ли хорошие парни прийти на замену плохим и как будет развиваться российское кино в условиях изоляции.
— Вы неоднократно говорили, что фильм «По-мужски» — именно то предложение, которое вы так долго ждали. Что вас зацепило и почему вы выбрали этот проект?
— У фильма «По-мужски» хороший, крепкий сценарий, и сама история написана классно. При прочтении синопсиса я сразу примерил на себя роль Глеба и понял, что она мне идеально подходит.
Меня зацепило не что-то конкретное, а сама роль в целом. На окончательное решение повлияли недостаток определенного уровня драматизма в моих предыдущих работах, эмоциональная составляющая фильма и в том числе объем роли. Все-таки фильм «По-мужски», в основном, про одного героя, и он практически всегда на экране. И, наверное, меня привлекло то, что конфликт в этом кино — не внешний, а внутренний.
— В рецензии на «Афише Daily» говорится, что фильм наконец-то показывает зрителям, что на самом деле внутри Лапенко. Насколько это правда?
— Может быть, только отчасти, поскольку я начал рассуждать о проблематике фильма уже после прочтения синопсиса. Все же Глеб на экране — персонаж, то есть не совсем я, хотя мы с ним в чем-то пересекаемся.
— Ваше YouTube-шоу было собранием карикатурных мужских образов, в фильме же вы играете «настоящего мужчину» — и в прямом, и в переносном смысле. Причем все складывается так, что герою приходится выбирать между «настоящностью» и «мужественностью». Сталкивались ли вы сами с таким выбором?
— В моей жизни были схожие обстоятельства, но они не сравнимы с описанными в фильме. Я сам в определенном смысле совпадаю со своим героем, потому что привык решать острые вопросы дипломатическим путем или же вовсе избегать ситуаций, когда потенциально могут возникнуть конфликты.
Вопрос, который зачастую возникает у зрителя — что такое «по-мужски», — задается в фильме достаточно широко. В нем поднимается тема, что мужчина — не обязательно тот, кто может врезать. Во всей этой гонке за феминизмом, как нам показалось, все забывают, что мужчина может быть ранимым, тоже может плакать, может быть не уверен в себе, иметь психологические проблемы. Герой фильма в поисках себя предпринимает попытку нацепить образ стереотипного мужика, который все решает конкретно, и примеряя на себя маску, через время понимает, что она просто не его. Может быть, в каком-то смысле это и есть «по-мужски» — пройти определенный путь, принять себя и свободно жить, не пытаясь кому-то что-либо доказать.
— Вам кажется, что «гонка за феминизмом» этому мешает?
— Нет-нет, это не противоречащие вещи.
— Лично меня зацепило, что главная героиня показана эдакой «феминисткой из твиттера».
— Согласен, некоторые вещи в фильме выглядят стереотипными. Видимо, режиссер хотел расставить акценты и выбрал такой инструмент. Не думаю, что ход выбран просто так: вот, мол, феминистка примерно такая-сякая, и давайте ее отразим. Нет, это сделано специально, чтобы дать зрителю понять, что это за человек.
— Складывается ощущение, что мы можем показать «настоящность» мужчины, только если демонизируем женщину, и это вызывает вопросы.
— Понимаю. Есть некая демонизация, но это больше к Максу (Максим Кулагин, режиссер фильма «По-мужски», — прим. Enter).
— Возможна ли в ближайшем времени смена экранных «плохих парней» на условных хороших, умеющих решать конфликты вне шаблонов маскулинности?
— Я надеюсь. Фильм «По-мужски» в этом смысле тестовый: в индустрии кино все измеряется результатами проката и количеством просмотров, и мне очень интересно, как зрители воспримут героя и его историю. Могу сказать, что фильм точно цепляет и не оставляет никого равнодушным. На первых показах единицы уходили из зала, и само кино вызвало очень активные дискуссии.
— Какие отзывы вы получали после фестивальных показов?
— Приятные. У меня не было возможности присутствовать на фестивалях, поэтому лично я их не получал. Мне самому, в основном, дают отзывы об актерской работе.
— В фильме «По-мужски» вы выступили еще и как продюсер. Почему вы решили в него вложиться?
— На этапе подготовки у ребят еще не было денег на съемки. «По-мужски» стал полноценным масштабным дебютом — там дебютируют все, от оператора до сценариста. Та же продакшн-студия Spot впервые сняла полный метр.
После того, как мне прислали синопсис, мы поговорили с Максом [Кулагиным] и я подумал, почему бы не включиться, чтобы быть независимыми. Я знаю, что Макс — достаточно принципиальный режиссер. Не могу сказать, что у меня супер крутой режиссерский опыт, но я все равно понимаю, как важно, чтобы тебя никто не трогал и ты мог делать именно так, как хочешь.
Зачастую продюсеры меняют сценарии, зовут знакомых в фильм, и это все портит. Или, например, просят смонтировать сцену подинамичней и уходят. А для режиссера это просто важнейшая вещь. Мне кажется, задача настоящего профессионального продюсера — собрать команду и полностью ей довериться. А если уж тебя что-то не устраивает, значит, ты неправильно выбрал съемочную группу.
— Как сейчас обстоят дела с финансированием российского кино?
— Я и не знаю. Наверное, есть какие-то питчинги… Ну, кстати, мне иногда предлагают сниматься, и, насколько я понимаю, вместе со сценарием готовится список актеров, которых хотят видеть в фильме, а потом это отсылают в министерство, где фильм утверждают и дают деньги. То есть изначально возникает сам проект, потом его предлагают, судя по всему, Минкульту, а тот уже решает, финансировать его или нет.
— Остались ли какие-то способы получить деньги на съемки не от государства?
— Есть частные инвесторы, которые могут захотеть помочь идеологически или по-человечески, и все еще есть разные фонды, которые выделяют деньги на независимые проекты. При желании можно найти варианты.
— На этом фоне Минкульт выглядит, как очень большая страшилка: ты либо понравишься им, либо, вероятнее всего, останешься ни с чем.
— Видимо, у них очень много предложений, и они выбирают то, что диктует современность, скажем так.
— Есть ощущение, что все медленно схлопывается и уводится в определенную сторону. Каким вы видите развитие индустрии с учетом появившихся проблем с прокатом и оборудованием?
— С одной стороны, вы правы, все усложняется. Но я оптимист, и мне кажется, что самое интересное в искусстве и в частности в кино происходит во время сопротивления. Когда я занимался одним из своих проектов, мне будто бы все мешало. В определенный момент я уже принципиально перестал просить о помощи и поддержке, чтобы проверить, насколько возможно выполнить работу честно и стать популярным. Оказалось, возможно.
У трудностей есть и обратная сторона — они позволяют художникам работать более вдохновенно. Художники трутся о них, как струны скрипки об смычок, и возникает что-то особенное.
— Есть ли пример страны, которая так же оказалась в изоляции и у которой получилось продолжить развитие кинематографа?
— Да, Иран. Там выходит хорошее кино, оно всегда громко звучит на всяких фестивалях.
— Как может жить российское кино в изоляции?
— Я пока не понимаю, что и как будет происходить дальше. Мы [будто бы] обречены снимать кино внутри страны для российской аудитории, но я надеюсь на светлый выход из ситуации. Сейчас сложно подобрать горизонт планирования, но точно надо продолжать что-то делать, а там уже как вывернется. Если все время думать о проблемах, можно спрятаться в берлогу и жить там.
— Многие ваши коллеги и друзья уехали из России — в том числе чтобы «продолжать делать». Почему вы решили остаться?
— Есть технические моменты: мне нужно провести показы фильма «По-мужски», кроме него в работе несколько проектов, и если я за них взялся, то считаю себя обязанным закончить. К тому же, здесь у меня семья. Я, как бы то ни было, ощущаю себя частью российской культуры и не представляю, как работать в другой стране, терять связи с Россией и искать новые. Конечно, я не исключаю, что могу уехать, но не знаю, при каких обстоятельствах. Недавно понял, что скорее это произойдет, когда все уже вернутся.
— Можно ли анонсировать эти проекты?
— Не то чтобы нельзя, просто я не люблю рассказывать заранее.
— Это кино?
— Кино. Сериалов пока вообще нет.
— А почему?
— Не знаю, так получилось. Пока все, что мне присылают и на что я соглашаюсь, — это именно полнометражные фильмы.
— У меня сложилось впечатление, что многие актеры, напротив, выбирают больше сниматься в сериалах. Это кажется более-менее надежным и прибыльным.
— Как правильно, у них негосударственное финансирование — съемочный процесс оплачивают платформы. В платформенных сериалах есть любопытные истории, больше свободы творчества, и поэтому режиссеры и актеры уходят туда.
— Новые русские сериалы свободнее, чем новое российское кино?
— Я думаю, да. У них немного другая повестка: если кино в большей степени уходит в патриотизм и историзм, то для платформенных сериалов истории пишут вне зависимости от контекста. Платформы работают сами по себе и думают не про пропаганду, а про людей.
Текст: Настя Тонконог
Коллажи: Sasha Spi
Благодарим за помощь в организации интервью менеджера по рекламе и маркетингу сети кинотеатров «Киномакс» в Казани Динару Бикмуллину
все материалы