Безумно богатые русские: Откуда в России взялись олигархи


Существует мнение, что Россией на самом деле правят олигархи. Большинство этих людей обогатились во времена распада СССР и связанных с этим беспрецедентных социальных перемен.

Как вышло так, что нескольким людям достались невероятные ресурсы, в своей книге «Безумно богатые русские» рассказывает австралийский социолог Элизабет Шимпфёссль. Недавно ее книга в переводе Ирины Евстигнеевой вышла в издательстве Individuum. Мы публикуем несколько страниц о том, как в руки будущих олигархов попали крупнейшие компании и как это повлияло на зависимость России от нефти и газа. Отрывок приведен в сокращении по согласованию с издательством.


Из четырех стран БРИК — Бразилии, России, Индии и Китая — именно в России больше всего богатых людей сколотили свои капиталы благодаря трем источникам: природным ресурсам, приватизации и политическим связям. Констатация этого факта, однако, не отражает всей драматичности процесса передачи государственной собственности в частные руки, который развернулся в ранний постсоветский период. В сущности, в то время горстка людей унаследовала все богатства рухнувшего советского государства. Пока рядовые россияне сокрушались по поводу резкого падения уровня жизни и полной потери социальных гарантий, обеспечиваемых советской системой, бизнес-кланы активно закрепляли за собой лакомые куски активов, созданных во времена СССР. Многие из новоявленных предпринимателей уже заработали кое-какие капиталы благодаря робким реформам, предпринятым Михаилом Горбачевым в период перестройки. Скандальная приватизация 1990-х годов почти в одночасье превратила некоторых из них во влиятельных сверхбогачей.

Главной целью новых бизнес-игроков того времени было захватить как можно больше активов. Они поддерживали тесные связи с политиками-реформаторами и государственными чиновниками, а некоторые и сами заняли ключевые правительственные посты, где могли беспрепятственно продвигать свои интересы. Вместо того чтобы заниматься экономической деятельностью, связанной с производством, они думали о том, где что-нибудь урвать и как обойти в этом деле конкурентов.

Первая волна передачи собственности в частные руки началась в 1992 году с так называемой ваучерной приватизации, которая была детищем реформатора Анатолия Чубайса, союзника Гайдара и председателя Государственного комитета по управлению имуществом (ГКИ) — ведомства, курировавшего всю приватизационную программу. Каждый российский гражданин получил тогда ваучер номиналом 10 000 рублей (что на тот момент было эквивалентно примерно 25 долларам США, — прим. автора) и право на участие в ваучерных аукционах по продаже госимущества. Ваучер можно было обменять на акции любого госпредприятия. Теоретически идея ваучерной приватизации была привлекательной, поскольку обещала приобщить к зарождающейся рыночной экономике все население. Но на практике это обещание оказалось не более чем иллюзией: большинство граждан не знали, что делать со своими ваучерами, или же были настолько бедны, что вынужденно продавали их, чтобы удовлетворить насущные потребности.

Среди тех, кто скупал ваучеры у населения, были как новые российские предприниматели, накопившие капиталы в период перестройки, так и инсайдеры — в основном руководители предприятий, получившие должности еще в советские времена, которые за гроши приобретали ваучеры у своих сотрудников и таким образом получали контроль над крупными активами. Последнему явлению способствовала и та уступка, на которую был вынужден пойти Чубайс, чтобы преодолеть сопротивление действующих директоров, угрожавших блокировать приватизацию. Речь идет о предоставлении трудовым коллективам и руководству преимущественного права на выкуп контрольного пакета в 51% голосующих акций по номинальной цене. Поскольку рядовые сотрудники зачастую отчаянно нуждались в деньгах, активы, как правило, доставались начальству. Конечно, на фоне развала экономики многие из советских предприятий к тому моменту превратились в ничего не стоящие руины. Но некоторые оставались довольно прибыльными монопольными поставщиками продукции с гарантированным спросом. Таким образом, приватизация приобрела именно тот номенклатурный характер, которого Чубайс хотел избежать, отстаивая продажу государственного имущества населению через открытые аукционы. Она обеспечила переход бывшей советской собственности в руки «красных директоров» или высокопоставленных чиновников.

Но, как заметил в разговоре со мной олигарх Петр Авен (состояние в 2021 году — 5,3 млрд долларов, — прим. автора), ваучерная приватизация 1992 года — «мелочь» по сравнению с тем, что произошло несколько лет спустя. Авен был непосредственным очевидцем тех событий, заняв в 1992 году пост министра внешних экономических связей в правительстве Гайдара. В 1995 году российскому правительству остро требовались средства для выплаты пенсий и зарплат в государственном секторе, по которым уже накопилась многомесячная задолженность. Чтобы восполнить дефицит бюджета, банкир Владимир Потанин (в 2015 и 2020 годах возглавлял список самых богатых россиян по версии Forbes, состояние в 2021 году — 27 млрд долларов, — прим. автора) предложил схему так называемых залоговых аукционов. Идея состояла в том, чтобы позволить правительству кредитоваться у частных банков, передавая им в залог государственные пакеты акций крупных компаний. Говоря конкретнее, предполагалось доверить коммерческим банкам, которыми владели наиболее могущественные олигархи, включая и самого Потанина, управление пакетами акций 43 государственных корпораций сроком на пять лет. Теоретически в течение этого срока правительство могло вернуть кредиты и получить свои пакеты обратно — хотя изначально было понятно, что этого не произойдет.

Российское правительство — с подачи все того же вице-премьера Чубайса — приняло этот план. Первые залоговые аукционы состоялись в конце 1995 года в атмосфере неразберихи и скандалов. Основные игроки — «ОНЭКСИМ-банк» Потанина и банк «Менатеп» Ходорковского — заранее поделили между собой желаемые активы. Аукционы были непрозрачными, проводились фактически втайне и безо всякой состязательности. В них участвовал узкий круг банков, принадлежавших наиболее влиятельным олигархам, которые затем передали полученные активы доверенным инсайдерам или — в большинстве случаев — оставили их себе. В общей сложности около дюжины крупнейших российских компаний перешли в собственность олигархов по цене значительно ниже рыночной.

Например, Потанину достался главный приз в виде горнодобывающей компании «Норильский никель». Позже Чубайс признал, что программа залоговых аукционов была вынужденной сделкой: в 1996 году намечались президентские выборы, на которых Ельцин вряд ли смог бы победить без поддержки олигархов. <…>

Но после переизбрания Ельцина отношения между самими олигархами быстро испортились. В следующем, 1997 году медиамагнаты Борис Березовский и Владимир Гусинский рассчитывали извлечь дивиденды из своих инвестиций в ельцинскую кампанию, получив контроль над государственной компанией «Связьинвест» — холдингом, под крышей которого была собрана значительная часть телекоммуникационных активов страны, подлежавших приватизации. Но на этот раз Чубайс, к тому времени возглавивший президентскую администрацию, решительно настоял на том, чтобы все было «сделано правильно» — то есть с соблюдением всех норм аукционных торгов. В результате телекоммуникационный холдинг достался Владимиру Потанину (на тот момент первому вице-премьеру в правительстве Ельцина), который, заручившись финансовой поддержкой американского финансиста венгерского происхождения Джорджа Сороса, сумел предложить более высокую цену, чем тандем Березовского и Гусинского. Оставшиеся ни с чем олигархи, которые год назад поддержали назначение Потанина в правительство в расчете на то, что тот будет представлять их интересы в Кремле, восприняли это как предательство — и не собирались так просто мириться со своим поражением. Вскоре подконтрольные Березовскому и Гусинскому средства массовой информации, а также финансируемые ими депутаты Государственной думы развязали ожесточенную войну с государством.

17 августа 1998 года Россия объявила дефолт по своим международным долговым обязательствам, что привело к резкой девальвации рубля. Люди, имевшие рублевые сбережения, — то есть большинство бедных россиян и представителей среднего класса — были разорены, как, впрочем, и международные инвесторы и российские банки, игравшие на рынке государственных краткосрочных облигаций (ГКО). Эти облигации выпускались российским Министерством финансов и представляли собой казначейские векселя со сроками погашения от шести недель до двенадцати месяцев. Первый выпуск состоялся в мае 1993 года, и на протяжении большей части 1994–1996 годов инвесторам удавалось получать значительные доходы от этих вложений, ссужая государство краткосрочными деньгами под процент намного выше уровня инфляции. Но дефолт обесценил эти бумаги, из-за чего многие банки обанкротились. Сильнее всего пострадали те олигархи, основу благосостояния которых составлял банковский сектор (например, банкиры Смоленский и Виноградов, — прим. автора). В отличие от них собственники, владевшие активами в ресурсном секторе, фиксировали значительное увеличение денежных поступлений от экспорта, вызванное фантастическим бумом на мировом рынке. Именно это к 2004 году сделало Михаила Ходорковского, приобретшего нефтяную компанию ЮКОС по схеме залогового аукциона, самым богатым человеком России с состоянием, по оценке журнала Forbes, в 15 млрд долларов.

После потрясений августовского дефолта 1998 года нестабильность и неразбериха, отличавшие начало 1990-х, пошли на спад. Но вместо капитализма западного типа, о котором мечтали реформаторы, в России установился кумовской (или клановый) капитализм. По мнению некоторых ученых, такой путь развития был обусловлен особенностями массовой приватизации 1990-х годов. Из-за правового хаоса и распространения корпоративного рейдерства богатые россияне в тот период предпочитали не реинвестировать деньги в экономику, а выводить их за границу. Центральный банк России пытался препятствовать оттоку капитала, но не мог обеспечить соблюдения установленных им правил. Даже в 1992–1993 годах, когда, как считалось, в стране «вообще не было денег», из нее вывели от 56 до 70 млрд долларов. Хронический дефицит реинвестирования обрек российскую экономику на неразвитость и зависимость от добычи и экспорта природных ресурсов.

Иллюстрации: marinaradio

Смотреть
все материалы