В дни Летнего книжного фестиваля прошла лекция-презентация выставки «Самые красивые книги Германии» при поддержке фонда «Искусство книги» (Stiftung Buchkunst). Книги-лауреаты одноименного конкурса представил руководитель авторской школы Института бизнеса и дизайна и лауреат государственной премии в области литературы и искусства Борис Трофимов.

Enter встретился с графическим дизайнером и узнал, что делает книгу красивой, почему в России так много плохого дизайна и как с годами меняется молодежь.

---

— Борис, вы в первый раз в Казани?

— Да.

— Как вы можете оценить город с точки зрения дизайна?

— Казань — город, сделанный с любовью, абсолютно не испорченный плохим дизайном. С точки зрения градостроительства он замечательно сочетает старое и новое. Казань красива по ландшафту, топографии: вот эти все улицы с крутыми подъемами и поворотами. Я шел сюда по одной из таких улиц, которая ведет к «Черному озеру» и по пути мне попадались в основном двухэтажные дома: красиво покрашенные, аккуратные, очень красивые, рядом с деревьями. В этом городе есть какая-то человечность и уют. В нем живут.

— На книжном фестивале вы говорили о самых красивых книгах Германии. Расскажите, что делает книгу красивой?

— Книгу делает красивой все, что в нее входит: ее бумага, качество печати, как она собрана и оформлена. Возьмем «Братьев Карамазовых»: текст отличный, его невозможно испортить, но если вы издадите эту книгу в каком-то странном формате или с корявым шрифтом, с иллюстрациями, которые будут не к месту, она будет уже не такая красивая. Иллюстрации могут все испортить, потому что у каждого человека собственное представление о героях романа и иллюстратор не должен навязывать ему свое.

Недавно я был на защите дипломов в Строгановке (Московская государственная художественно-промышленная академия имени С. Г. Строганова, — прим. Enter). Одна работа представляла собой стиль для фестиваля современной музыки. Текст, являющийся частью этого стиля, был составлен из общих слов, которые абсолютно не затрагивают зрителя. А вот на второй работе на похожую тему в стиле появился параллельный текст — остроумный, колючий и неожиданный. Этот текст заставляет по-другому дизайн делать и работа по итогу совсем иная получается. То есть, что-то должно появиться настоящее в этих словах, чтоб меня тронуло, иначе не получится ничего.

Из всего важно брать только суть: как в работе с текстом, так и с дизайном. Например, я сейчас работаю над одной книгой воспоминаний — там сплошной текст. Я предложил издательству изменить его: разбить на смысловые части и перед каждой сделать подзаголовки. И их можно набрать разным размером с интонацией. Так книга становится более притягательной для читателя. И таких приемов много в дизайне. Еще, например, если на монотонный текст наложить крупную надпись, она, конечно же, все перекроет, но его сразу захочется прочесть. Так работает психология. Вот это делает книгу красивой.

— Можете ли назвать самые красивые книги России?

— В Германии проводится конкурс на самую красивую книгу, потому что там производству книг уделяется большое внимание, даже самым небольшим проектам. У нас сейчас книжные конкурсы почти перестали существовать. Остались только «Образ книги», но он не совсем про красоту, и «Жар-книга», национальный конкурс дизайна книги, но он сделал перерыв. Эта сфера в России совсем не востребованная, поэтому говорить о красивой книге не приходится. Хотя, когда вы приходите на книжные ярмарки, кажется, что такие книги есть. Я тоже успел посмотреть книги на фестивале в Казани, и мне даже пришлось приобрести сумку для всех моих покупок.

На самом деле издательства подолгу заставляют своих художников работать над книгой. И вроде бы уровень оформления стал лучше. Дело в том, что создание красивой книги влечет за собой увеличение бюджета, которое не всегда возможно для издательства. У нас итак книги дорогие, а это увеличение вынуждает сделать цену на книгу еще больше.

— Неужели у нас нет ни одной красивой книги?

— Есть, но это скорее исключения.

— Я прогулялась сейчас по издательствам на книжном фестивале и уже присмотрела пару-тройку красивых книг.

— Вы правильно говорите, красивые книги есть, но если сделать конкурс, то станет очевидно, что их недостаточно. Можно найти хорошие книги о творчестве Сезанна, например, но не о сегодняшнем дне, понимаете? Сейчас на лекции я презентовал книги современные по проблемам, по запросам общества: про пожарных, про проституток и так далее.

Недавно я издал книгу своих студентов «Авангард 100», включающую в себя три проекта — портреты авангардистов, проект «Неологизмы Велимира Хлебникова» и проект «Кто боится Кандинского? Представляя Василия Кандинского в XXI веке». Книга уникальна тем, что она о современных студентах, об их подходах, взглядах, мировоззрении и энергетике. Я считаю, что это — современная книга: она про сегодня и в этом есть особая красота.

— А вы посещаете книжные фестивали в качестве зрителя?

— Конечно, когда в Москве проходят фестивали, я всегда хожу на них. Но на самом деле книжки там смотреть довольно трудно, много всего мешает и отвлекает.

— Как вы считаете, нужны ли такие фестивали людям, не связанным с издательской деятельностью?

— Нужны. На самом деле, здесь ходит много людей, которые просто смотрят книжки и покупают. Специалисты — это маленький круг. В Москве, к примеру, на ярмарке Non/fiction то же самое. В этом смысле книга не утратила своего значения. Сколько бы ни говорили, что она скоро умрет, ничего такого не происходит.

— Чем, по-вашему, печатная книга лучше электронной? В пользу электронной говорит доступная стоимость, мобильность при переносе и сохранение сырья: не нужна бумага.

— Она просто другая. Издавать голый текст действительно нет смысла — тратить бумагу и катать дорогую машину просто так. Книга должна уйти в сферу, где использование бумаги должно быть востребовано самой бумагой. Ведь бумажная вещь — это особая и исключительная штука. Об этом как раз говорят немецкие книги. Если книгу делать печатной, она должна быть такой, чтобы в ней был визуальный интерес.

— Какие ошибки в дизайне могут оттолкнуть от книги?

— Ошибок вообще не должно быть. Иначе они будут видны любому человеку, в том числе и непрофессионалу. Поэтому какой-то корявый дизайн будет отталкивать всегда. Вы же не можете в выходных данных написать, что у вас, например, не было времени и поэтому вы сделали хреновый дизайн.

— Какие ошибки вообще могут быть? Мне, например, чаще всего не нравится в книгах нечитабельный шрифт, от которого глаза болят.

— Мне кажется, об ошибках скучно говорить, потому что если они есть, то их сразу заметно. Если читать некомфортно — то это, естественно, ошибка дизайна. Ведь шрифты тоже делают художники-дизайнеры. Причем есть классические шрифты, которые еще с XVII века существуют, уже оцифрованные современными художниками, со всеми технологическими поправками. Они качественные. И если их использовать, то все будет нормально.

— А существует ли «плохой» или «хороший» дизайн или это все-таки субъективная характеристика?

— Хороший дизайн — значит точный по отношению к вещи. Ведь дизайн — это сумма визуальных, материальных и функциональных качеств продукта. Вот, например, модели телефонов. У пятой модели дизайн более прямоугольный, а шестая модель изменилась — у нее более мягкие формы. И что — дизайн стал более хорошим? Нет, скорее более точным по отношению к новым функциям продукта.

А оценивать дизайн должны специалисты. Обычный человек вряд ли сможет дать экспертную оценку, но при этом он хорошо сделанную вещь тут же отличит от остальных. У него рука к ней потянется.

— Часто ли случается такое, что дизайн лучше самой книги? Есть мнение, что хороший дизайн и рекламные кампании нужны только плохим продуктам, а если книга действительно хорошая — ее внешний вид не так важен.

— Можно согласиться и с такой формулировкой. Она довольно понятная и объясняет все точно. Но можно сказать и по-другому: дизайн должен быть на своем месте. Здесь важен баланс. Поэтому немецкие издательства работают командой, где дизайнеры и редакторы создают книгу вместе.

— По-вашему, как соотносится дизайн с искусством? Есть мнение, что живопись, к примеру, это высокое искусство, потому что ее назначение чисто эстетическое, дизайн же — низкое, потому что служит утилитарным целям.

— Я считаю, что любой заказ, даже для какой-нибудь маленькой фабрики, должен быть на уровне искусства. Те же аргументы искусства необходимо применять к дизайну продукта, если он не решен, как какой-то промежуточный ширпотреб.

Супрематисты и авангардисты тоже занимались дизайном: делали определенные предметы быта, и они сейчас на уровне музейных. Вспомните то же кресло Ле Корбюзье — лучшие образцы дизайна переходят в искусство.

— Когда дизайн стал развиваться в России, еще не было такого обмена информации со всем миром, как сейчас. Был ли тогда российский дизайн аутентичным, и существует ли он вообще?

— Нет, русского дизайна не существует. Вообще любой дизайн, что английский, что русский, решает одинаковые проблемы, поэтому между ними существует некоторая схожесть. Но тем не менее есть и отличительные черты. Например, Эрмитаж — это более европейский музей, а Третьяковка — более русский.

В основе аутентичности дизайна должна быть какая-то национальная особенность, ценность. А сейчас в России нет ценностей, кроме ракет и танков, потому что мы над ними не работаем. В Англии, например, королевский двор покровительствует дизайну. Поэтому дизайн там так хорошо развит.

— Изменится ли эта ситуация в будущем?

— Я надеюсь, что изменится. Но пока подвижек я никаких не вижу, к сожалению. Есть только какие-то редкие исключения — как раз на них мы пока и надеемся.

— Как вы считаете, может ли современный художник создать что-то свое, оригинальное? Или из-за перенасыщения информацией художники неосознанно или осознанно копируют что-то ранее увиденное?

— Может. Только нужно над этим работать. Я вот провожу мастер-классы по брендингу и прошу студентов придумать какую-нибудь новую функцию для обыденной вещи. Так одна студентка придумала солнечные очки со специальными экранами изнутри, по которым идет бегущая строка.

— Вы являетесь руководителем авторской мастерской в Институте бизнеса и дизайна. Скажите, можно ли научить искусству?

— Научить вообще никого невозможно. Любопытная история: студенты делают блестяще один проект, а когда приступают к следующему, то создается впечатление, что эти люди в первый раз пришли на занятие, как будто они забыли все, чему научились.

Также, совсем юный возраст мешает серьезно отнестись к своей профессии, к предназначению. Поэтому студенты пропускают лекции, выпадают из контекста и потом вообще ничего не понимают. Но некоторые действительно научаются. Какой-то небольшой процент вырастает вполне способным. А кому-то вообще не дано. Но это не сразу заметно. Сначала человек может вполне неплохо заниматься, что-то делать. А потом это все уходит куда-то.

— Расскажите, как меняется молодежь, и что вы можете сказать о современном поколении?

— Меняется в лучшую сторону. Сейчас ребята становятся более заинтересованными в творчестве, более подготовленными. Есть проблемы определенные, связанные с плохой ориентацией в культуре и ее истории. Поэтому некоторая невключенность существует, несмотря на интернет, которым, как я уверяю, взрослые дети не умеют пользоваться. Я залезаю в интернет через каждые пять-шесть минут, чтобы прочесть о новом термине или имени художника, которые только что услышал. По итогу этой простой операции у меня много информации скапливается, и я могу воспользоваться ей творчески. А студентов тяжело приучить к такой системе. Они какие-то несистемные люди. Мне легко находить общий язык с молодежью. Это моя обязанность. Я руководитель и должен быть в курсе всего нового и современного, должен все время студентов мотивировать на какие-то подвиги.

— Должен ли, по вашему мнению, творческий человек быть разносторонним? Многие творческие люди не выходят за рамки своей сферы.

— Я думаю, что это его бы расширило. Если фотограф, например, посмотрит какие-то инсталляции, архитектуру, то это только прибавит ему интеллекта,который в фотографии обязательно проявится. Любой человек, который содержателен, будет содержателен во всем.

— Можно ли по одежде, так же как по обложке книги, определить, что за человек перед тобой? И вообще, является ли одежда культурным кодом?

— Говорят, что по одежке встречают. Мне кажется, она о чем-то говорит. Может быть не всегда точно. Потому что есть люди, способные к восприятию такого кода, а есть те, кто может понять все наперекосяк. Тем не менее, одежда в каком-то смысле говорит о человеке. Главное, не судить только по внешности.

— Многие молодые художники часто сталкиваются с проблемой того, что заказчик забраковывает хорошие идеи и требует от художника сделать безвкусицу, но хорошо продающуюся. Что в таком случае делать художнику?

— Такие ситуации бывают достаточно часто. Иногда что-то можно подвинуть, а иногда только расстаться с заказчиком. Бывает, что можно отнестись к этому как к простому заработку, ведь это тоже такая вещь, которую нельзя снять со счетов. В таком случае можно пойти на уступки, но все равно постараться сделать максимально качественно. Ну будет это просто не самая лучшая ваша работа. Такие есть у всех художников, и всегда они существуют. Ничего зазорного в этом я не вижу.