Интервью Enter с главным драматургом современной польской сцены

Дорота Масловская — польская писательница, романист, драматург, автор пяти романов. Ее роман «Польско-русская война под бело-красным флагом», который они написала в 19 лет, произвел эффект разорвавшейся бомбы. Девушка стала звездой молодой польской прозы, а роман перевели на десяток европейских языков. После этого Масловская написала несколько пьес («У нас все хорошо», «Двое бедных румын, говорящих по-польски») и два романа (один из них — «Павлин королевы» языком хип-хоп речитатива). А в 2014 году, почувствовав, что ее работа в литературе зашла в тупик, Дорота записала диск под псевдонимом Mister D.

В Казань она приехала при поддержке Польского культурного центра в Москве, чтобы провести творческую встречу с читателями на Летнем книжном фестивале в «Смене» и побывать на читке ее пьесы «У нас все хорошо» в «Углу».

— Вы прославились на всю Европу в 19 лет. Одни критики вас восхваляли, другие пророчили поломанную судьбу из-за столь ранней популярности. Кто оказался прав?

— На самом деле, я была очень молода. Жила в спальном районе, заканчивала лицей, и уж точно не была готова к такой известности. Если бы я осознавала тогда, какая меня ждет карьера и что она за собой повлечет, я бы поступила несколько иначе. Наверно, была бы гораздо осторожнее. И всей этой славы я бы хотела получить по минимуму. Может, и вовсе осталась бы жить в своем квартале и не высовывалась бы. Но сейчас мне 32 года, и я рада, что все это пережила и осталась здорова психически. Именно благодаря такой ранней популярности я очень быстро поняла, что слава для меня — это нечто ужасное. И она меня совсем не манила.

— Ваши произведения определяет такое понятие, как «польскость». Отчасти благодаря этой явной самоидентификации они и разошлись такими огромными тиражами. Но что значит «польскость» конкретно для вас? Ведь в сознании россиян Польша — это Европа, а для итальянцев Польша — это бывший СССР.

— Поляки вообще стали жертвами истории. По отношению к Востоку мы чувствуем себя Западом, а по отношению к Западу мы чувствуем себя Востоком. В каждом из нас уживаются комплекс превосходства и комплекс неполноценности. И сейчас ситуация только усугубилась. К власти пришла правая партия, которая тянет почти западную Польшу обратно, на Восток. Поэтому мы особенно остро воспринимали конфликт на Украине. Мы идентифицировали себя с украинским народом, который тоже на протяжении всей своей истории оказывался между молотом и наковальней. Но сейчас все устали от этой войны. Мы не понимаем, кто прав, кто виноват — общественным мнением теперь управляют медиа.

— Вы очень ярко и образно смогли описать социальное дно, представители которого в изобилии водились в вашем родном городе. Но после успеха книги вы стали много путешествовать по миру. По вашим наблюдениям, маргинальные слои населения везде живут одинаково? Или же герои ваших пьес — жители именно постсоветского пространства?

— Сегодня я была в Авиастроительном районе Казани, и там все в точности, как в моем родном городе в 90-е. У меня даже случился приступ ностальгии по детству! Но в целом, я затрудняюсь ответить на этот вопрос. Во время своих путешествий я живу в отелях и обедаю в ресторанах, поэтому не сталкиваюсь с ребятами с рабочих окраин.

— Кстати, как вам Казань?

— Все мои знания о Татарстане ограничивались клипом «Супер-Алисы». Поэтому когда меня позвали в Казань, я сразу согласилась, потому что точно знала: Татарстан — супер-гуд. Мне у вас очень нравится, хоть я и гуляла далеко от туристических маршрутов. Но все же зашла на Баумана в «Дом чая». Я знаю, что у вас пьют столько чая, сколько ни одному поляку не осилить чисто физически. А еще побывала на Летнем книжном фестивале в «Смене» и в «Углу» на читке моей пьесы «У нас все хорошо».

— Героиня этого произведения ничем не интересуется, прогуливает школу и круглые сутки смотрит телевизор. И это очень четко отражает всю «философию» поколения 90-х. Но дети двухтысячных совсем другие. Вы чувствуете эту разницу?

— Да, я очень сильно это ощущаю. Особенно при встрече с читателями, которым сейчас лет по 18-20. Они родились в эпоху интернета, поэтому они гораздо более образованные, ответственные, интересные. Они занимаются спортом, едят здоровую пищу, занимаются благотворительными проектами, много читают. Им не интересны наркотики, и по выходным они предпочитают кататься на велосипедах, а не напиваться в клубах. А еще в них нет комплекса постсоветского человека, которым страдают люди моего поколения.

— Вы придумываете героев своих произведений? Или, как объясняют некоторые писатели, они просто возникают у вас в голове, а вам остается только перенести их на бумагу?

— Думаю, второе! Есть ощущение, что некие образы хотят, чтобы именно я о них написала. Трудно объяснить, как происходит творческий процесс. Наверно, у меня просто талант, и я это умею. А как именно — не знаю. Я создаю своих героев интуитивно. В то же время, для меня это удовольствие. Но за последние 7 лет я ничего не написала. Более того, сейчас я бы не смогла создать те же образы, которые пришли ко мне в 19 лет.

— Стиль ваших произведений очень специфичный. Как их удается перевести на другие языки?

— Очень сложно! Но если бы я начала заморачиваться на счет того, правильно сделали перевод или нет, на это ушло бы полжизни. Поэтому свое мнение о переводе я составляю после общения с переводчиком. И если он не задает мне вопросов, я абсолютно уверена, что его текст будет неточным. Хотя он, конечно, никогда в этом не признается.

— Режиссеры из разных стран перекупают права на ваши пьесы? Или произведения давно живут собственной жизнью?

— Театры обычно обращаются ко мне за авторскими правами. Хотя, в Москве ко мне подошел какой-то мужчина и сказал: «Дорота, мы ставим у себя твою пьесу, премьера уже 30 июня!». Я попросила, чтобы он подошел к моему агенту. Но в суд подавать не стала.

— Что вы чувствуете, когда ваши тексты оживают на сцене?

— Я стараюсь абстрагироваться, когда смотрю спектакли по своим пьесам, потому что режиссер вкладывает в них свои эмоции и собственные впечатления. И мое произведение мне больше не принадлежит. Это вообще очень трогательно, что мои слова живут в других людях, в других языках, в другой культуре. Часто я даже расстраиваюсь, что не могу в полной мере оценить интересную постановку из-за языкового барьера.

— А как вы сами себя позиционируете? Вы писатель или драматург?

— Последние несколько лет я вообще занимаюсь музыкой. Поэтому можно назвать меня артисткой универсального жанра. Я родилась с некой необходимостью искусства.

Текст: Ольга Гоголадзе
Фото: Анастасия Шаронова