15 ноября в резиденции креативных индустрий «Штаб» состоялся фестиваль «Казань философская 2018» по случаю Международного дня философии. В рамках мероприятия выступил Йоэль Регев — доктор наук Еврейского университета в Иерусалиме, пост-док Института философии Католического университета в Левене, доцент Европейского университета в Санкт-Петербурге. Спикер прочел лекцию «Библейский шизоанализ: Анти-Эдип и структура Пятикнижия».

Enter встретился со специалистом по спекулятивному реализму, каббале и материалистической диалектике и узнал о противостоянии между «бухгалтером» и «хипстером», пользе и вреде прокрастинации, а также о том, как гадательные практики будут использоваться в обществе будущего.

---

— Почему вы решили принять участие в научно-популярном фестивале «Казань философская»?

— Ответ на этот вопрос — уже начало изложения моей философской концепции, причем достаточно «популярное», как и сам факт выступления. Я считаю правильным отвечать на запросы, предъявляемые окружающей средой, миром, ситуацией. Во многом моя концепция материалистической диалектики совпадения с этим связана.

— Как вы относитесь к популяризации философии?

— Я не думаю, что нужно делать что-то специальное для популяризации философии. По своей сути она определяется подзаголовком из работы Ницше «Так говорил Заратустра»: «Книга для всех и ни для кого». Несмотря на спекулятивную сущность и сложность философии, у нее есть другая сторона, обращенная ко всем: такой философский драйв. Например, Роман Михайлов (российский математик, доктор физико-математических наук, профессор РАН, ведущий научный сотрудник СПбГУ, а также писатель, постановщик спектаклей, танцор, — прим. Enter) в своих лекциях говорит, что хорошая математика это та, которая качает. То же самое верно и про философию. Поэтому хорошо, когда философия обращается к широким кругам. Хотя я не думаю, что эту науку нужно специально упрощать.

— Как вы считаете, необходимы ли такие мероприятия человеку и нужна ли ему философия вообще?

— Необходимы, и это факт: взгляните на большие аудитории, которые собираются на подобных мероприятиях. Сейчас безусловно существует мода на философию и, по-моему, это явление стоит приветствовать. Философия дает человеку возможность некоторого прояснения собственной реальности и приведение себя и того, что вокуг, в состояние большей адекватности и радостности, я бы сказал.

Мы постоянно находимся в «нечеловеческих» ситуациях. Возьмем, к примеру, быстроту перемещения: современный транспорт полностью изменяет представления о пространстве. Метро — это ведь нечто абсолютно нечеловекосообразное, выходящее за пределы способностей, а еще грохот, лязг. Пока я жил в Москве, вообще его не любил, а вот теперь мне оно даже стало нравится.

Еще Гегель, а за ним и Ницше, указывал на то, что мы живем в ситуации, когда из мира изымается не только смысл, но и сам этот мир — все, в чем человек привык находить опору и устойчивость. Потому современный человек думает, что с ним что-то не так. А на самом деле с ним все в порядке. Он знает и может гораздо больше, чем люди могли раньше. Но поскольку мысль консервативна, она увязает в прошлом. Философия избавляет мысль от этого увязания, а человека — от расколотости. Иными словами, заслуга актуальной философии как раз в том, что она пытается находить порядок этого «нечеловеческого» в нашей жизни.

— Сейчас вы упомянули о своей жизни в Москве. Насколько мне известно, вы еще жили в Санкт-Петербурге, Лёвене и Иерусалиме. А какое из этих мест вы считаете своим домом?

— Для меня в равной степени важны и Москва, и Иерусалим. Москва — единственное место в мире, которое для меня абсолютно нейтрально. В этом городе я именно «как рыба в воде»: такая естественная среда обитания.

В Иерусалиме трудно жить, если не понимаешь, как. Но, зато если найдешь нужный способ, это тебе даст очень многое. Прежде всего способность к прояснению и знание. А вот в Петербурге я ощущаю себя на задании. Я чувствую, что от меня требуется «оборона Ленинграда»: есть тут такое внутреннее революционное ядро, которое постоянно атакуется всякими «силами плача и стенания». Необходимо его защищать и прояснять. Жизнь здесь — постоянное сочетание блокады и ее прорыва.

— Какие философы или концепции сейчас особенно популярны у широких кругов?

— Спекулятивный реализм прежде всего. Еще Ницше, Делез по-прежнему популярны. Если в названии лекции фигурирует одно из этих имен, аншлаг гарантирован. Также Маркс и критическая теория в целом. Я бы только Спинозу к ним присоединил, но он пока в общественном спросе не дотягивает.

— Что вы думаете о массовой культуре?

— Поскольку меня интересуют различные проявления силы навязывания, то, естественно, массовая культура меня занимает. Я довольно часто хожу в кино, хотя обычно смотрю фильмы дома, практически каждый день. А в кино я в последний раз был на «На границе миров» — любопытный фильм про троллей, живущих среди людей. Героиня фильма странно выглядит, даже безобразно, с человеческой точки зрения. Она обладает способностью нюхом определять эмоции и поэтому работает на таможне. Любопытно.

Из популярной музыки меня впечатлил новый альбом группы «Кобыла и трупоглазые жабы» под названием «1917». Славу КПСС тоже люблю — недавно послушал его новый альбом с Замаем. В первые годы своей жизни в Петербурге я довольно часто ходил на рейвы, сейчас уже реже. Еще я очень люблю Вагнера. Как раз на этой неделе мне удалось осуществить свою давнюю мечту: услышать все «Кольцо Нибелунга» в Мариинском театре. Ален Бадью верно заметил, что Вагнер — это начало всей массовой культуры.

— В одном из своих интервью вы говорите, что «человек сегодня ощущает в стихийном состоянии, что он в наибольшей степени существует, когда удерживает что-то, чего не может вместе удержать». С чем связано такое состояние человека?

— Это не совсем точно. Сегодня человек чувствует, что он более существует, когда удерживает то, что удержать не может, когда он имеет дело с невозможным. Например что-то новое — будь то идея, вещь и так далее — самая распространенная форма удерживания невозможного: когда чего-то не было и оно вдруг из ниоткуда появилось. Несмотря на то, что это что-то уже присутствует в нашей реальности, оно все еще окружено особенным ореолом «недавнорожденности».

Такая ситуация кажется мне неблагоприятной. Все новое имеет обыкновение устаревать. Из-за этого человек постоянно находится в напряжении и страхе: он боится, что выпустит из рук то, что сейчас в них находится. Но вся драматичность ситуации как раз в том, что это и невозможно удержать. Но совсем отказаться от нового тоже неправильно. Ведь тогда получается, что человек сам себя вычеркивает из реальности и оказывается в маргинальном положении.

— И как же тогда человеку быть?

— Моя идея заключается в том, что необходимо взломать новое изнутри, то есть показать, что на самом деле это — только одна из форм удерживания разделенного вместе. А на самом деле таких форм много. Например, можно удерживать просто какие-то несвязанные друг с другом причинные ряды: каждый из них развивается сам по себе, а с другой стороны, они оказываются связанными в той точке, в которой мы находимся. Смотрите, я являюсь, как вы сказали, специалистом по материалистической диалектике и каббале. Казалось бы, два совершенно несвязанных друг с другом учения. Но при этом, в какой-то момент я обнаружил, что между ними существует связь — и это собственно я. Каждый из нас постоянно находится на пересечении таких рядов, даже в своей повседневной жизни — это и называется «совпадением».

— Вы отмечаете, что люди привыкли трактовать любые совпадения теологически: как проявления судьбы, силы вселенной, Бога и так далее. Почему вас не устраивает такое толкование?

— В принципе, у людей есть основания так считать и эти основания содержатся в самой структуре совпадения. Это все изложено в моей книге «Коинсидентология. Краткий трактат о методе». Но в теологической ситуации, в которой мы до сих пор пребываем, совпадение рассматривается не как самостоятельное событие, а специально организованное чем-то или кем-то. И современный человек находится в ситуации разорванности: он должен либо не обращать внимания на совпадения, либо неизбежно становиться на позицию ребенка, которого взрослый (Бог или вселенная) воспитывает и посылает какие-то знаки. Я хочу освободить человека от этого шантажа.

— Может быть люди сами хотят верить в то, что в их жизни есть что-то, что ведет по нужному пути и все события в ней имеют смысл?

— Это и есть шантаж. Человеку предлагается признать, что либо в его жизни все происходит бессмысленно, либо он подчиняется кому-то или чему-то. В своей коинсидентальной («совпаденческой», философия совпадения, — прим. Enter) философии я призываю к расколу этой дихотомии: может быть некоторая связь между происходящим событием и предыдущим, но это не означает, что есть «взрослый», который диктует заранее установленный план.

— В своих работах вы утверждаете, что «нынешняя (социально-политическая) ситуация может быть охарактеризована… противостоянием между обществом тотальной конкуренции и обществом сетей, между “бухгалтером” и “хипстером”». Объясните, кто такие в данном контексте бухгалтер и хипстер?

— С одной стороны, существует ситуация неолиберализма: рыночные отношения проникли в те сферы, которые в традиционном для XIX века капитализме с рынком связаны не были — университет, наука, частная жизнь и отношения. Данные сферы стали квантифицироваться: они переводятся на язык рыночных отношений и делают возможным сравнение между достижением одного, к примеру, ученого и другого. Такую функцию выполняют публикации, индексы цитирования. Это называется квази-деньгами. Существует концепция бухгалтерского субъекта французских философов Пьера Дардо и Кристиана Лаваля. Такой субъект постоянно все сферы своей жизни подвергает квантификации с помощью квази-денег и сравнивает себя с другими. Его сущность состоит в постоянном сравнении. Кстати, лайки в социальных сетях и количество подписчиков выполняют такую же функцию квази-денег. Интересно, что практически каждый из нас занимается подсчитыванием лайков и наблюдением за количеством подписчиков, но стыдится в этом признаться.

— Многие люди даже ссорятся друг с другом и расстраиваются из-за количества лайков и подписчиков. Честно, эта ситуация, когда человеческое достоинство стало измеряться лайками, меня пугает.

— С одной стороны, да. Но с другой — мы не можем с чистой душой утверждать, что нам безразличны лайки и количество подписчиков. Если мы делаем вид, что нас это не интересует, просто лжем себе. Конечно можно просто уничтожить все аккаунты в социальных сетях, но можно и палец себе отрубить. Однако есть и другие способы не быть бухгалтером.

— Как это?

— Смотрите, поскольку мы определили лайки в качестве квази-денег, получается, что наша повседневность, которую мы выкладываем в своих соцсетях, сразу становится исчисляемой. Можно думать над тем, как увеличить количество лайков. Для этого мы начинаем что-то снимать и выкладывать, а потом переживаем за результат. Так мы чувствуем себя существующими в мире.

Но давайте попробуем к этому отнестись по-другому. Например, мы можем фиксировать координацию между количеством лайков или подписчиков и простым ходом нашей жизни, а не конкретными публикациями. Хотя эти два ряда событий действительно могут быть между собой не связанными. Например, сегодня я прочту лекцию и у меня увеличится количество подписчиков в Instagram. Но я могу проинтерпретировать это событие иначе: во время лекции я вдруг понял что-то важное и параллельно добавились подписчики, хотя вроде бы эти два события друг с другом никак не связаны.

Именно такое отношение к социальным сетям, на мой взгляд, ведет к преодолению этой бухгалтерской идентичности, но не засчет того, что мы эту систему отвергаем, а из-за того, что мы свое понимание перенаправляем в другое русло. И именно эту стратегию я условно обозначил как стратегию “хипстера”.

— Согласно вашей теории, спасти сложившуюся ситуацию может «прокрастинатор». Кто это такой и почему он ведет борьбу «за возможность “тупить”»?

— Прокрастинатор — это потенциальный революционный класс, как и шизофреник в философии Делеза и Гваттари. Но шизофреник в нынешнем состоянии — это болезненный тип, потому что он отделен от реальности. Он сам себя воспринимает как больного. В этом смысле прокрастинатор аналогичен шизофренику.

Каждый из нас так или иначе является прокрастинатором. Если мы посмотрим на жизнь современного человека, то заметим, что он тратит действительно колоссальную часть своего времени на то, что описывается термином прокрастинация. Это даже не лень. Ведь человек может активно что-то делать, но эта деятельность направлена на откладывание самого важного на будущее. Например, он может постоянно обновлять свою страничку в социальных сетях или раскладывать карандаши в определенной последовательности. Это ведь не бездействие, но и не деятельность. То есть человек, который этим занимается, знает, что это бессмысленно. В этом-то как раз заключается вся суть данного явления.

— Теперь поговорим о взаимоотношениях между людьми. Вы пишете: «Недумание о другом является наилучшим способом о нем думать и с ним считаться». Как следует понимать это высказывание?

— «Недумание» о другом означает отказ от попыток понять, «как человек ко мне относится» или «что я для него значу». Конечно, я не могу сказать, что я вообще не обращаю на другого внимания. Но мое внимание сводится к прояснению того, какую роль этот человек играет в сюжете моей жизни, моем внутреннем кинофильме: в какие ряды встраивается, какие линии обрывает, а какие продолжает. Вот что действительно важно во взаимоотношениях. Ну и плюс к этому — признание за другим права точно так же относиться и ко мне самому. В случае близких отношений происходит совместное моделирование аутичных внутренних кинотеатров. Так мы даем другому человеку гораздо больше свободы, и по-настоящему ценим его, нежели, если пытаемся проникнуть в черную дыру его внутреннего мира, тем самым умножая его пустоту и фрустрацию. Ведь никакого внутреннего мира у человека на самом деле нет.

— В одном из своих интервью вы говорите о возможности «материалистической экспроприации гадательных практик», другими словами — получение ответов на вопросы через конфигурацию полета птиц, расположение внутренностей животного, формы кофейных пятен, констелляцию звезд и так далее. А вы когда-нибудь обращались для решения трудных задач к гадательным практикам?

— В акциях, проведенных группой «Коинсидентальный интернационал», мы объединили ситуационистские практики дрейфа в городском пространстве с гадательными: группа людей, у которых есть вопросы, сначала пытается их сформулировать, а дальше — искать на них ответ особым способом.

Участники путем обычного гадания по тексту находили предложения в книге, а после приступали к процессу word hunting. Они спонтанно перемещались в городской среде и искали слова из своего предложения в обрывках разговоров прохожих или в объявлениях, в каких-то стикерах, плакатах. После этого вычерчивали линию на карте, соединяющую все точки, в которых находились нужные слова. Затем общими усилиями выявлялась связь между получившейся линией и последовательностью слов в данном предложении. В результате такого обсуждения возникала своеобразная форма совета, где участники помогали друг другу сформулировать главный вопрос. Ведь, как правило, именно это оказывается самым сложным.

— Какая цель у данной акции?

— Такая акция не предполагает внешнего контроля, поэтому является практикой освобождения человека от шантажа, о котором я говорил выше. С другой стороны, это безусловно практическое использование нетрадиционных гадательных и магических практик и попытка их своеобразной экспроприации.

Я представляю себе общество будущего, где будут использоваться такие практики. Подобные коинсидентальные советы могут вовлекать людей в деятельность по прояснению. Они нужны как для решения частных вопросов, так и глобальных. Тогда каждый человек будет ценится в зависимости от того, насколько он способен к деятельности прояснения и выработке собственных вопросов, а не от того, что и сколько он производит.

— Однажды вы сказали, что хотели бы, чтобы ваша книга «Коинсидентология: краткий трактат о методе» имела форму мобильного приложения. Это как-то связано с коинсидентальными советами и их деятельностью?

— Да. Теоретическая часть трактата могла бы быть предметом постоянного обсуждения и обновления. А еще каждый мог бы пользоваться таким приложением для фиксации происходящих с ним совпадений, тем самым придавая им объективный статус через обсуждение. Ведь вся проблема в том, что настаивающее и совпадающее для нас как бы лишены реальности: мы не знаем, как к ним всерьез относиться. Нам всегда кажется, что совпадение просто померещилось. А такое вот мобильное приложение могло бы стать ядром возникновения коинсидентальных советов.

— Акционизм отсылает нас к современному искусству. Укладывается ли оно в рамки вашей коинсидентальной теории?

— Да. Ведь современное искусство как минимум со времен Дюшана основано на отказе от идеи нового. Поэтому оно становится прибежищем прокрастинатора: того, кто соединяет, чтобы просто соединять. Хотя мне кажется, что современное искусство способно на большее: оно аналогично пороху в Китае, который в первое время использовался для фейерверков. Но помимо негативной прокрастинаторской функции современного искусства, вводится позитивная, связанная с его способностью влияния на то, что я назвал бы фундаментальным настроением.

Тут мне кажется любопытным пример французского художника Альфонса Лауренчича, который как-то приводил Борис Гройс. Художник жил в 20-30-е годы в Париже. Во время Гражданской войны в Испании ему поручили командовать тюрьмой для фашистов в Барселоне. Он читал книги Кандинского и решил эту тюрьму организовать как раз по его творческим принципам: на стенах была абстрактная живопись, пол выложен необычной плиткой, кровати повесили под углом 20 градусов. Все это он назвал психотехническим воздействием. Таким образом, взяв на вооружение метод Кандинского для создания положительных аффектов, он сделал все наоборот, пытаясь привести фашистов в депрессивное состояние. Судя по всему, ему это удалось. Я думаю, нужно действительно взять этот метод на вооружение и расширить его, чтобы использовать современное искусство для моделирования состояний не только человеческого настроения, но и настроения реальности.

— Я посмотрела вашу совместную серию видеоарта с Романом Михайловым и, если честно, совсем не знаю, как ее интерпретировать. Расскажите, какая идея туда вложена?

— Эта серия была связана непосредственно с деятельностью лаборатории «Разум пространства», которую курирует Роман Михайлов. В прошлом году я читал курс лекций про каббалу, и это видео было связано с ним. В создании данного видеоарта инициатива исходила от Романа. Но я пытаюсь продолжить это дело каким-то образом — веду свой аккаунт в инстаграме.

Современные технические средства позволяют каждому быть режиссером и снимать свое кино, так происходит демократизация процесса влияния на реальность с помощью аудиовизуальных средств. Моей целью является именно это. Я не стремлюсь к тому, чтобы излагать какие-то идеи, а экспериментирую. И это эксперимент по разработке средств влияния на реальность, организации совпадения.

— Ваш видеоарт с Романом Михайловым напомнил мне стиль Линча.

— Так и есть. Рома любит Линча, а видеоарт мы снимали как раз после выхода третьего сезона «Твин Пикс». Нас с ним очень занимала фигура Даги Джонса. Есть «темный Купер», «светлый Купер» и Даги — нечто вроде третьей силы, раскалывающей это противостояние светлого и темного. Персонаж действует согласно совпадению: оказывается в нужное время в нужном месте и так избавляется от разного рода опасностей. Например, его не убивают, потому что он в нужное время решает купить вишневый пирог. Так происходит, потому что он действует вопреки инерции ситуации. Важный момент: следовать совпадению — вовсе не значит плыть по течению. Это напрямую касается повседневных вещей. Например, вроде бы логично сейчас пойти вот по этой улице напрямик, но почему-то я чувствую, что мне хочется уйти в сторону. И вот Даги Джонс как раз пример того, кто пойдет вопреки логике, окружным путем. В этом смысле он — настоящий прокрастинатор.

— В одном из последних видео в своем Instagram вы затрагиваете тему феминизма и говорите, что зачастую в словах сторонниц этого движения появляется «интонация школьного завуча». Что вы думаете о феминизме и откуда появляется эта интонация?

— Это очень обширный вопрос, и я как раз намереваюсь в ближайшее время написать об этом. А сейчас скажу кратко: происходящий на наших глазах расцвет феминистского движения — весьма двойственное явление. Он направлен против реально существующих проблем: дискриминации женщин, всего того, что обозначается комплексным названием «патриархат». А также на разрешение и вправду катастрофической ситуации, которая окружает сексуальность в современном мире. Но вместо того, чтобы противопоставить «социализации сексуального» (явлениям, связанным с харрасментом и так далее) «сексуализацию социального», феминизм зачастую просто подменяет одну социализацию другой, еще более жесткой и архаичной. Главной движущей силой в решении вопроса «сексуализации социального» должно стать нахождение алгоритмов или метода, управляющего развитием секса как процесса. Только так можно вывести сексуальность из-под власти внешних по отношению к ней принципов. Например, ее функционирования в качестве средства для утверждения собственной значимости, особого типа квази-денег. В первую очередь, это значит, что необходимо избавить сексуальность от подчинения примату наслаждения и удовольствия. Я считаю, что нужно относиться к ней, как к механизму для трансформации и прояснения реальности, с помощью особого рода знания (это не значит, конечно, что удовольствия не должно быть, без удовольствия и радости и не может быть никакого знания). А пока такого отношения нет, происходит подчинение сексуальности внешним абстрактно-этическим требованиям — отсюда и фигура завуча.

— О вас, как о философе, известно достаточно многое. А вот как о простом человеке — нет. Поэтому напоследок расскажите любой факт из своей биографии, который точно может охарактеризовать вашу натуру?

— На ум приходят только истории из детства… Однажды летом меня послали на дачу с детским садом. Там у детей была коллективная мифологическая история о том, как год назад они ходили гулять с воспитательницей, а когда вернулись — ворота уже были заперты на ночь. Тогда им пришлось подлезать под воротами. А еще они все время говорили друг другу «точка», что означало «точно» или «ты прав». Очень хотелось, чтобы и мне сказали «точка». Но мне этого не говорили. Как-то мы обсуждали план побега из детского сада и решили сбежать ночью, когда взрослые уснут. Но было непонятно, как выйти за пределы территории, и тут я вспомнил, что можно подлезть под воротами. Тогда мне наконец сказали «точка». Для меня это было важным моментом.