Христина Отс — об истории, развитии и тенденциях art, science & technology в России и мире


1 и 2 июля в Казани прошел уикенд медиаарта от Международного фестиваля медиаискусства «НУР» и Центра Art & Science Университета ИТМО. Одним из мероприятий в рамках события стала лекция куратора Центра Art & Science и преподавательницы магистратуры Университета ИТМО Христины Отс.

Журналист Enter Инзиля Шакирова поговорила с Христиной о том, когда в России появились первые коллаборации искусства, науки и технологий, каковы перспективы их развития и на какие проекты индустрии стоит обратить особое внимание.


Христина Отс

— Фактически научно-технологическое искусство оформляется в отдельное движение в 1960-е. Почему это происходит именно в этот период?

— Отвечу на этот вопрос в международном контексте. В первую очередь это связано с тем, что технологии становятся доступными. В период Холодной войны в СМИ и научно-фантастической литературе активно осмысляется понимание и образ машины — как она взаимодействует с человеком, какую роль играет в развитии будущего и сможет ли обрести независимость от людей. Естественно, художники становятся теми, кто реагирует на этот вопрос в контексте гуманитарных идей. [Они] предлагают посмотреть на машину не как на милитаристский или утилитарный объект, а как на предмет, к которому мы можем испытывать эмпатию. Ранние кибернетические и робототехнические проекты были направлены на то, чтобы проанализировать, можем ли мы создавать технологию в симбиозе с биологией.

Второй момент — начиная с 1960-х годов в MIT (Массачусетском технологическом институте, — прим. Enter) появляется понимание необходимости междисциплинарного подхода к науке, которое реализуется через объединение студентов разных направлений в рамках единой рабочей группы. Чтобы достигать прогрессивных и инновационных результатов, необходимо отказаться от идеи с четким границами между научные направлениями. Рамки между ними становятся менее стабильными — биологи начинают работать с инженерами, инженеры с дизайнерами, а художникам становится проще проникнуть в лабораторию. В этой точке конвергенции наук появляется art, science & technology и первые шаги в эту сторону.

— Когда в России появилась первая коллаборация искусства, науки и технологий? Какие события способствовали этому диалогу?

— Это очень комплексный вопрос, отвечая на который, можно прочитать целую лекцию. Тем не менее, я бы сказала, что первый наиболее заметный шаг в сторону коллаборации сделали авангардисты. С одной стороны, важную роль сыграло увлечение машиной, ее влияние на расширение чувственности и построении «светлого будущего» для пролетариата. С другой — развитие визионерских наук: исследования были направлены на обретение бессмертия или заселение космических пространств. Тут можно вспомнить и [Александра] Богданова и эксперименты по переливанию крови (основал первый в мире институт переливания крови, — прим. Enter), Научно-исследовательский Академии медицинских наук СССР, целью которого было изучение причин гениальности Ленина. НИИ собирал мозги талантливых людей с целью их последующего изучения и систематизации нейробиологических параметров гениальности. Среди целого ряда художников можно выделить, например, Соломона Никритина — основателя движения проекционизма, который предложил переосмыслить живопись в контексте науки о восприятии света, цвета и пространства.

Возникновение технологического искусства — симбиоз, который в СССР принято отсчитывать с оттепели и первых аудиовизуальных экспериментов. Важнейшие герои [в развитии art, science & technology] — казанский «Прометей» (студенческое конструкторское бюро, специализирующееся на разработке цветомузыкального оборудования; основано в 1962 году, — прим. Enter). Чтобы узнать подробности про то, как развивалось медиаискусство в СССР, советую почитать книгу Янины Пруденко «Кибернетика в гуманитарных науках и искусстве в СССР. Анализ больших баз данных и компьютерное творчество».

Уикенд медиаарта от «НУРа» и Центра Art & Science Университета ИТМО

— Художники начали создавать первых интерактивных кибернетических роботов в 1960-е. Расскажите подробнее, что это было и зачем?

— У инженеров появилась возможность работать с цифровым изображением. Это начало компьютерного искусства в том смысле, в котором мы его понимаем сегодня. Пионеры отправляли запрос в виде случайных чисел или запрограммированной последовательности, а на выходе получали изображение, которое печатали на плоттерном (принтер, который используется для широкоформатной печати векторных изображений, — прим. Enter) или матричном (создает изображение на бумаге из отдельных маленьких точек ударным способом, — прим. Enter) принтере.

Сегодня с эстетической точки зрения подобные эксперименты выглядят довольно наивно, но тогда это был важный шаг, который не только повлиял на развитие искусства, но и сыграл большую роль в развитии компьютеров и их графическом функционале. Именно художники-инженеры начали создавать первые графические интерфейсы или разрабатывать программы, позволяющие взаимодействовать с компьютерной анимацией.

В этот же период художники, не имеющие доступ к компьютерам, развивают робототехнические проекты на базе менее сложных консолей. Инженеры взаимодействуют напрямую с компьютером и исследуют его визуальный потенциал. Художники соприкасаются с идеей и образом машины. В этом смысле их восприятие визуальности оказывается свободным от возможностей перевода кода в изображение. Компьютер для них становится способом исследовать интерактивность и кибернетическую идею симбиоза техники и нервной системы.

Тогда же появляется множество роботов, которые заступают на территорию органического мира: например, роботы-цветы, имитирующие поведение растений в натуральной среде или роботы, подражающие животным. Все эти примеры — крайне важны не только для развития искусства, но и для будущего переосмысления машины как чего-то сугубо утилитарного. У техники появляется агентность — она оказывается на границе между субъектом и объектом. И чем дальше искусство и технологии будут развиваться, тем глубже идея «искусственной жизни» будет развиваться в арт-проектах.

— Какие этапы развития и ключевые моменты в истории произошли с art, science & technology с момента зарождения?

— Периодизация — это вопрос, который зависит от взгляда исследователя или исследовательницы. Если мы рассматриваем феномен с разных точек зрения, например, как он становился частью научных институций, внедрялся в художественный рынок или появлялся в музеях, то у нас появятся относительно разные периодизации, поэтому все довольно условно.

Мне близок подход теоретика технологического искусства и историка техники Патрика МакКрея. Он выделяет три волны развития научно-технологического искусства — 1960-е, 1990-е и 2010-е. Он связывает периодизацию с появлением новых технологий и выходом на широкий рынок. В 1960-е происходила демократизация технологий: например, появились портативные видеокамеры, которые стали толчком к развитию видеоарта. Еще в этот период активно развивается микроэлектроника, которая позволила создавать вычислительную технику небольшого размера и масштабировать ее на рынке. К концу 1970-х появляются первые компьютеры, которые можно приобретать для дома. Естественно, это мало кто делает, но такая возможность уже есть. В 1990-е с появлением интернета сильно меняется лицо технологического искусства и то, как мы можем его создавать. Начинается новый виток экспериментов в области цифрового и компьютерного искусства — художники и художницы исследуют алгоритмы и протоколы, связанные с интернет-соединением и его тканью. В уже 2010-е — это про появление нейросетей, их демократизацию и выход на широкий рынок. Про контекст, в котором мы существуем до сегодняшнего дня.

— Какие современные тенденции развития art, science & technology вы можете выделить?

— Тенденции развития art & science зависят от доступа художников к инструментам, которые позволяют создавать искусство в том или ином направлении. Например, в России сильная школа медиа- и компьютерного искусства. Здесь мы можем говорить о художниках-пионерах в световом искусстве и [вновь] вспомнить «Прометей». Вспомним родоначальников нет-арта (жанр современного искусства, в котором в качестве основного средства выражения используют интернет, — прим. Enter). Российские художники и художницы были и остаются важнейшими фигурами в истории развития этого направления.

Что касается искусства на стыке с наукой, то мы видим тенденцию включения художников в научные эксперименты в лабораториях. Они работают с химией, физиологией или биологией внутри стен университетов или научно-исследовательских институтов. У нас, безусловно, есть прекрасные художники и художницы, которые с этим работают и создают российский контекст. Но на сегодняшний день их не так много, как хотелось бы. Это связано не с самими художниками, а со сложностью доступа в лаборатории и с отсутствием инфраструктуры, необходимой для создания такого рода искусства.

Также развитию [art, science & technology] способствует появление разных инициатив и проектов, которые собирают вокруг себя сообщество. Например, фестивали, биеннале, выставки, музеи, которые становятся площадкой для сбора и презентации искусства. Естественно, у художников появляется не только стимул работать: они получают поддержку со стороны институции и площадку для экспонирования своих проектов. Многим художникам необходимы мощные компьютеры, доступ к облачным хранилищам и сильные проекторы, которые они [художники] не могут найти без материальной помощи. В подобной ситуации институции важны для научно-технологического искусства тем, что позволяют художникам пользоваться техникой, пространством и инфраструктурой локации.

Логика создания наукоемкого искусства во многом вторит процессу проведения научного исследования. Художнику нужны лаборатория и финансовая поддержка, чтобы он мог в течение двух-трех лет создавать одно произведение искусства. Обычно такую поддержку способны оказывать специализированные фонды или государственные инициативы, нацеленные на развитие длительных практик, а не на появление быстрого результата.

— Как происходит развитие в Москве, Санкт-Петербурге и регионах — есть ли принципиальная разница?

— Если говорить про Москву, Санкт-Петербург и регионы, то я категорически против централизации и ее логики, собирающей все инициативы вокруг одной точки в пространстве. Эта модель кажется мне порочной для любых практик, в том числе и для художественных. Казань — прекрасный этому пример. С одной стороны, мы видим, что тот уровень науки, который зародился в советское время, позволил появиться самобытному и уникальному движению «Прометей». Оно сформировало историю российского научно-технологического искусства. С другой стороны, мы видим, как фестиваль «НУР» или «Смена» формируют контекст города, стимулируя его развитие. Мы знаем, что в Татарстане мощнейшая сцена художников, работающих с генеративной графикой, со световым и медиаискусством. Она сформировалась в первую очередь благодаря развитию местного контекста.

Сравнивать центр и регионы совершенно не хочется. Я голосую за то, чтобы на базе регионов возникали инициативы, которые действительно позволят искусству расширять художественную сцену и привносить в нее локальные смыслы. Не нужно транслировать штампы, которые неизбежно возникают в случае, когда мы смотрим на большой город как на эталон развития искусства. Эта горизонтальная логика касается не только российского искусства, но и международной сцены. Чем больше точек на карте, в которых можно создавать искусство, тем интереснее кураторам, художникам и зрителям!

— За какими деятелями медиаискусства сейчас стоит следить и особенно подробно изучать их творчество?

— Пожалуй, я не стану выделять отдельных художников, так как для каждого направления art, science & technology можно привести десяток тех, кто сегодня формирует образ научно-технологического искусства и войдет в историю. Но я бы предложила следить за работами молодых художников. Например, за студентами магистратуры «Искусство и наука» Университета ИТМО, в котором я работаю. И это не просто рекламная акция, но искренняя уверенность в том, что молодые художники обладают высоким уровнем внутренней свободы. Именно она позволяет раздвигать привычные границы и находить новое в том, что состоявшимся художникам может казаться привычным.

— Почему сотворчество нейросетей и человека можно отнести к направлению art, science & technology?

— Художники работают с нейросетями по-разному, не только создавая визуальный контент. Например, они взаимодействуют с большими данными, переосмысляя то, каким образом мы можем воспроизводить звуки утраченной природы или как мы можем противостоять системам контроля в современном обществе. С одной стороны, художники берут технологию искусственного интеллекта и критически переосмысляют ее — помогают увидеть, как она работает и как может развиваться в будущем. С другой — художники выводят искусственный интеллект из утилитарности и создают поле для того, чтобы при помощи методов искусственного интеллекта создавать проекты, отвечающие на современные экологические вызовы, или вопросы современной философии, например.

Нейросетевое искусство зависит от данных, с которыми работают художники и которые они собирают для обучения нейросетей. Иногда сама нейросеть становится частью произведения искусства, поскольку художник обучает ее на своем дата-сете, не привязанном к корпоративным или маркетинговым стратегиям.

Сегодня в нейросетевом искусстве актуален и вопрос об авторских правах. Подобное уже происходило, когда появилось компьютерное искусство. Так в конце 60-х художникам приходилось отстаивать свое авторство в суде, который решал, принадлежит ли работа художнику или компании, которая владеет компьютером. Сегодня мы встаем перед этим вопросом снова — кому принадлежит искусство, созданное при помощи нейросетей? Вопрос очень важный и в ближайшие несколько лет он будет активно обсуждаться.

— Какие перспективы ждут человечество на стыке искусства, науки и технологий?

— Перспективы самые радужные. Раз в России появилось большое количество образовательных программ, посвященных научно-технологическому искусству, значит, запрос в сторону разнообразия коммуникативных моделей со стороны науки растет.

В свою очередь, как мы видим даже на примере исторического контекста, с которого сегодня начали, чем более открытой становится наука, ученые и лаборатории, тем плодотворнее результаты и тем больше художников стремятся предложить свои идеи и поработать на стыке дисциплин. Я не устаю повторять, art, science & technology — это та область, которая особенно остро нуждается в инфраструктуре и систематической поддержке, так как на создание арт-проекта иногда уходит ни один год исследований.

Текст: Инзиля Шакирова
Иллюстрации: Sasha Spi

Смотреть
все материалы