В рубрике «Артгид» редакция исследует молодое искусство регионов, рассказывает о местных художественных процессах, а также об их героях и художественных стратегиях. На этот раз героиней рубрики стала художница Дарья Скрипаль, которая недавно открыла свою первую персональную выставку в пространстве Werk. Enter встретился с Дарьей, чтобы поговорить о страхах, внутреннем саботере, эмпатии и том, как тренер личностного роста может вдохновить на создание выставки.

— У тебя открылась выставка «Искажение». Как долго ты готовила этот проект?

— Я задумалась об этом примерно в начале августа. Получилось так, что все мои работы, в том числе и те, которые я сделала еще до появления идеи о выставке, оказались связаны со страхами, — в том числе и со страхами близких. Все ощущают их, но мало кто об этом говорит. В феврале в моей жизни был период, когда на меня давили разные обстоятельства, и, хоть я и понимала, что единственный выход из ситуации — облегчать страдания через искусство, в голове тогда была полная каша. Я стала заниматься с тренером личностного роста. Назвать его психологом сложно, но обычно я так выражаюсь, потому что понятие «тренер личностного роста» людям кажется чем-то подозрительным.

Благодаря ему я начала думать об этом проекте. У меня накопилось достаточно много работ и я понимала, что не хочу их продавать. Руслан Чижов (сооснователь музыкального арт-пространства Werk, — прим. Enter) уже давно говорил, что хочет сделать мою персональную выставку. Я не сразу осознала объем работы и пришлось приложить усилия, чтобы отрефлексировать свой опыт, потому что поначалу было сложно даже давать названия картинам. Ощущение неуверенности, которое было у меня в начале пути, знакомо многим людям: кого-то оно беспокоит во время общения, а кого-то, например, на работе. Я подумала, что об этом стоит рассказать. Выставка — большая благодарность в том числе и моему тренеру.

— Какое чувство ты испытала после того, как собрала серию «Искажение» и осознала готовность поделиться ею со зрителем?

— Мне не верилось, что это произойдет. Наверное, я осознала, во что все это вылилось, только когда увидела все работы вместе. Каждая картина имеет описание, где указано, какому страху она посвящена. Для меня главное, чтобы люди это поняли.

— А как ты могла бы объяснить феномен появления круга художников вокруг пространства Werk?

— Могу рассказать свою историю. Мне кажется, она похожа на истории остальных художников. В то время, когда еще не было Werk, а существовала только «Изолента», я уже начала писать картины. Мы сидели с подругой в баре, я показывала ей свои работы. Она посмотрела и сказала: «Это же обложки для винила!» За соседним столиком сидел Винер (музыкант, сооснователь лейбла Get Busy, — прим. Enter), подруга взяла мои работы и отнесла ему. Я так застеснялась! Я же никому, кроме своих близких, ничего не показывала. Винеру понравилось, и он сказал: «Давай ты сделаешь для меня обложку». Я согласилась. Потом мы встретились в «Смене» для того, чтобы утвердить варианты обложек. Тут же я познакомилась с Сашей Левиным (сотрудник арт-пространства Werk, — прим. Enter) — он сказал, что мои работы крутые, и предложил сделать обложки к «Реверсу» (серия вечеринок «Изоленты», — прим. Enter).

Через неделю мы встретились с Сашей и Русланом Чижовым. Они поинтересовались, как я делаю свои работы, как достигаю такого эффекта мазков. В «Смене» как-то была лекция о композиторе Джоне Кейдже, и там показывали фрагменты фильма, в которых он использовал подручные инструменты (похоже, речь идет о препарированном фортепиано, — прим. Enter). Его в этом никто не понимал. После этого я подумала: а что у меня лежит поблизости? — валик. Его и взяла, чтобы написать картину. Я рассказала все это ребятам, и они не посмотрели на меня странно, а наоборот, поняли и приняли, за что я им благодарна. И я думаю, что с остальными художниками, которые работают внутри Werk, то же самое. Все они находятся там, потому что их понимают, в них верят.

— Как формировался твой язык — с этими отсылками к уличной эстетике ободранных стен и экспрессивностью?

— Я ходила в художественную школу, но не закончила ее. Писала маслом, акрилом и гуашью, и поначалу это было из разряда «пишу то, что вижу». Мы с семьей жили в частном доме, поэтому я часто писала пейзажи. Однажды мне подарили цветы на восьмое марта, и в голову пришла мысль: а может быть, изобразить цветок как-то по-другому? Так все и началось. Потом были эксперименты с цветом, материалами, появилась обшарпанность. Я вижу что-то в интерьере, например, какой-то ободранный угол, он мне нравится, и это как-то неосознанно откладывается в памяти.

— А ты не думала о том, чтобы поработать в уличном пространстве?

— Мне интересно уличное искусство, но меня согревает мысль, что работы будут висеть дома, в тепле, — совсем как человек. Картины — мои дети. Я не могу понять, что будет с моей работой на улице. Это неблагодарное дело, потому что, скорее всего, ее быстро уберут. Даже написать что-то баллончиком считается вандализмом, что для меня лично очень странно. Я не думаю о том, понравятся мои картины кому-то или нет, а просто переживаю, что с ними будет.

— Важно ли для тебя как для художницы место, в котором ты находишься?

— У меня был период, когда очень сильно хотелось уехать отсюда. И я думала, что следующим городом точно будет Москва. А в последние месяцы решила, что не хочу переезжать в конкретное место, не хочу быть привязанной к нему. В Казани мне достаточно комфортно работать. Вопрос только в том, чтобы решиться и поездить по России.

— В языке абстрактных художников зачастую присутствует то, что я назвала бы «единицей измерения» живописи: например, у Злотникова это сигнальная система, а Поллока мы узнаем по брызгам краски. А как ты назвала бы единицу своей живописи?

— У меня есть три любимых цвета — черный, красный и белый — и с ними я могу, хочу и умею работать. Они преследуют меня еще с детства. Мы гуляли с папой по ночам, рассматривая природу вокруг. Он говорил: «Выбирай цвета», — и я всегда выбирала черный или красный, потому что ночью видно мало цветов. Что касается техники, то это просто огромные мазки. Если присмотреться, мои работы текстурные. Многие говорят, что красный — цвет страсти, и что в моих работах ее много. Не знаю, так ли это на самом деле.

— Какое самое первое произведение искусства ты помнишь?

— Родители нечасто водили меня в музеи и были против того, чем я занимаюсь. Они забрали меня из художки и устроили в школу художественной гимнастики. Во время учебы в обычной школе мы ходили в государственные музеи, и мне всегда было интересно, как лежит масло на холсте, сколько художники вкладывают сил и времени в свои полотна и так далее. А потом в какой-то книге я наткнулась на информацию, что человеческий глаз уникален. Если нескольких художников попросить нарисовать одно и то же, то у всех получатся разные изображения. И я подумала, что это любопытный факт и нужно его как-то использовать.

Я мало ориентировалась на других художников и в основном писала так, как чувствую. И мне, конечно, есть куда стремиться. Уверена, что это процесс, который никогда не остановить — главное просто начать.

— Кто такой художник?

— Это сложный вопрос, учитывая, что все они абсолютно разные. Я бы, наверное, сравнила их с писателями. Есть множество художников, которые о чем-то говорят. Я думаю, что живопись — средство общения для них. Опыт созерцания таких произведений можно сравнить с чтением чьей-нибудь биографии.

— Этот год постепенно близится к своему концу. Каким он, 2020-й, запомнится тебе?

— Можно было бы сказать, что год странный, но мне все эти странности нравятся. На самом деле все зависит от того, как ты смотришь на вещи. В первую очередь необходимо прокачаться самому, чтобы каждый год был для тебя легким, насколько это, конечно, возможно в конкретной ситуации. Если ты испытываешь дискомфорт, то нужно ее пересмотреть.

— Что тебя больше всего вдохновило в последнее время?

— С уверенностью скажу, что вдохновляюсь людьми. За мной есть такой грешок: я часто влюбляюсь. Раньше для меня это было чем-то непозволительным. При этом не хочу сказать, что не нужно привязываться, — просто нужно уметь отпускать. Я часто ставлю себя на место других людей, и мне кажется, теперь лучше их понимаю.

— Тогда получается, что твой проект «Искажение» еще и про эмпатию?

— Да. В этом проекте я «спрятала» все свое окружение, поэтому он, в том числе, о сопереживании близким. Бывали ситуации, когда я не знала, чем им помочь. Три заключительные работы посвящены конкретным людям, которым я помочь не в силах, — только они сами могут это сделать. Думаю, если они прочитают тексты, то поймут все сами. Конечно, имен я бы не хотела называть.

Если провести опрос, корни проблем многих в нашей стране произрастают из детства. Страшно представить, сколько людей портят друг другу психику, и ужасно, что это мешает им двигаться вперед. Это как фундамент строить: если у тебя одного кирпичика не хватает, дальше дело не пойдет.

— Какие самые частые страхи людей ты выявила, работая над проектом?

— Самый популярный — это, безусловно, неуверенность в себе, которая порождает мысли в духе «да кому моя работа (творчество) нужна?» А это надо, в первую очередь, тебе самому. Бывает, что люди сильно боятся чужой оценки и зарывают себя из-за этого все глубже и глубже. Распространены страх перед родителями и страх быть брошенным.

Есть такое понятие — «саботер». Он может проявиться, когда ты чем-то занимаешься: сначала все в порядке, а потом вдруг начинаешь думать, что это никому не нужно. И этот саботер — голос, который спорит внутри тебя, так или иначе заставляет двигаться. Ты подкармливаешь его каждый раз, как только подступаешься к чему-то новому. Но я считаю, что лучше сделать, чем не сделать и жалеть — даже если результат никому не понравится.

— Ты рассказала про неуверенность. А есть что-то, в чем ты точно уверена?

— Если не стремиться максимально использовать все возможности, то нужно хотя бы заниматься тем, что действительно нравится. В мире, где все постоянно меняется, у тебя всегда есть ты сам, и все зависит только от тебя.

— Какое искусство, на твой взгляд, имеет наибольший потенциал? Например, философ Елена Петровская говорит о том, что искусство сейчас возможно только в одной форме — в форме поступка или действия, содержащего политический элемент.

— Для меня самое главное, чтобы оно было искренним, а выбор темы и формы не принципиален. Возвращаясь к политическому искусству, хочу сказать, что оно так же передает переживания людей, как и любое другое. Чрезвычайно важно, что на эти темы говорят, хотя, к сожалению, зачастую история заканчивается довольно грустно для авторов таких проектов, не только художественных, но и журналистских. Большинство людей не высказывает своего мнения по поводу каких-то ситуаций, и искусство — как раз возможность его выразить.

— Помимо круга ребят внутри Werk, за кем из казанских художников ты еще следишь?

— Сложно ответить, потому что в Казани, с одной стороны, много художников, с другой — как будто бы мало. Но работы Лии Сафиной мне очень нравятся. Она, наверное, одна из первых, за кем я наблюдала, когда начала писать картины. Возможно, это все из-за красного цвета на ее полотнах, который очень схож с моим красным — я просто почувствовала что-то родное, и, что немаловажно, искреннее и яркое.

— Ты говорила, что собираешься на днях снять видео…

— На самом деле мы не успели подготовить видео к открытию выставки. Наверное, откажемся от этой идеи, но изначально я хотела, чтобы каждый страх был визуализирован в виде движений человека. Мы не успели до конца продумать сценарий, и лучше сделаем это позже, но качественно. Еще я хочу поработать с инсталляцией. Мне очень нравится Кабаков. Несмотря на мрачность его работ, я всегда нахожусь в странном, но приятном состоянии, когда смотрю на них. Хочу сделать что-то в его духе.

В моей голове будущая инсталляция выглядит как кухня в том доме, где я сейчас живу. Я снимаю квартиру с друзьями, и все они люди искусства. Собираюсь записать наши разговоры на кухне на диктофон и воссоздать атмосферу этого места, как будто ты просто пришел в гости, сидишь и слушаешь, о чем люди говорят. Иногда мы обсуждаем там такие темы, которые, мне кажется, мало кто поднимает. Для полного погружения было бы интересно, чтобы внутри инсталляции еще пахло палочками, которые мы обычно зажигаем. Все чаще думаю о том, чтобы сделать именно это. Не могу сказать, что полностью откажусь от картин — просто хочу получить новый опыт и исследовать другие возможности.

Фото: предоставлены Дарьей Скрипаль