В «Артгиде» редакция исследует молодое искусство региона, рассказывает о местных художественных процессах, а также об их героях и художественных стратегиях. Новой героиней рубрики стала художница и куратор Зульфия Илькаева.

Начав карьеру как архитектор, она постепенно трансформировала свой интерес к пространству и урбанистике в художественную практику, в которой исследования публичных историй и архивов играют центральную роль.

«Инструкция», 2023. Фото Юли Ланар

«Традиция исчезновений», 2023. Фото Никиты Лимонова

— Расскажите, как вы пришли в искусство?

— В школе я не думала становиться художницей. Мне нравились математика и рисование, поэтому я решила совместить эти занятия и пойти учиться на архитектора.

Когда окончила архитектурный университет, начала карьеру. Я строила и проектировала жилые дома, общественные здания и общественные пространства. У меня был проект с Институтом развития городов Татарстана, где мы помогали с социокультурным программированием будущих территорий в малых городах.

В 2019 году мы познакомились с командой URBANTATAR, когда они организовывали свою первую экскурсию на элеватор — один из самых старых районов Набережных Челнов. Как раз в это время я писала диплом и моя работа была связана с проектированием и концепцией развития береговой линии города. Элеватор как раз находится на реке, поэтому мне было интересно там погулять. Мы с URBANTATAR поняли, что нам нравится одно и то же: мы хотим развиваться в урбанистике и помогать проводить мероприятия в Челнах.

Мы организовывали экскурсии по городу, собирали истории о районах, проводили фестивали. Один из них — «Мин татарча сөйләшәм», ежегодный фестиваль в день рождения Габдуллы Тукая. Процесс исследования города настолько меня вдохновил, что я решила переориентировать свою деятельность в сторону искусства.

Прервала карьеру архитектора я относительно недавно, с февраля, когда началась активная подготовка к открытию «Дебаркадера-30». Мне всегда нравилось работать архитектором, но стало не хватать времени. Нужно было выбрать: или архитектура, или «Дебаркадер-30». Я сделала выбор в пользу последнего.

Я очень рада, что у меня именно такой бэкграунд, потому что мое архитектурное образование и опыт работы помогают работать с пространством и инсталляциями.

— Кто или что является вашим главным источником вдохновения?

— Мой главный источник вдохновения — это жизнь: ситуации, которые происходят вокруг, и люди рядом. Я люблю работать с архивом, историей, но в последнее время стала более чувствительной к природе и исследую свои отношения с ней. Сейчас я все чаще нахожусь либо рядом с водой — а это совсем другие ощущения, — либо в лесу.

— Почему именно национальная и городская идентичность стали центральными темами вашего творчества?

— Я уже не люблю слово «идентичность» и говорю, что работаю с городскими национальными конструктами. Идентичность — это про нахождение одинаковости, чего-то совпадающего среди людей. Это слово часто используется, как будто люди не понимают, про что оно. Социальные конструкты же существуют только благодаря тому, что их придумал человек. Группа людей согласилась с этим и решила, что они будут следовать вот этому понятию, правилу. Мне интересно узнать, почему социальные конструкты возникли и как они развиваются.

Я люблю работать с публичной историей, архивами, потому что я архитектор и много изучаю урбанистику. Городские истории — это истории про людей. Например, я хочу скоро сделать работу про ГЭС. В истории города и страны строительство ГЭС обычно ассоциируется с важными директорами, инженерами, которые приняли решение и запустили двигатель. А я люблю собирать городские истории про «маленьких людей», не принижая их достоинства.

Почему интересны национальные вопросы? Это собственное любопытство и поиск, становление себя, потому что национальность — прежде всего твоя семья. Мне кажется, отношения с семьей и с собой всегда будут одними из важнейших вопросов любого человека.

— Какие проекты и произведения ты делала в разные периоды своего творчества?

— Важные работы были сделаны в пермской резиденции MaxArt. Там я создала проект «Инструкция», который состоит из 18 историй людей, столкнувшихся с изменением своего имени. Он начался с того, что я узнала историю своей мамы, которую зовут Зухра. Она родилась в Пермском крае в татарской деревне и потом, когда переехала в Пермь, ее звали Зоя. Из таких историй я собрала 18 плакатов. Еще на протяжении трех месяцев резиденции я вела дневник и сделала книгу — новое исследование с записями дневника и фотографиями.

Там же была инсталляция «Традиция исчезновений», где в образе татарского праздничного украшения муенса происходит смена образов татарских праздников, которые переходят в унифицированную форму.

Еще для меня очень важна работа про ЗЯБ (район завода ячеистых блоков в Набережных Челнах, — прим. Enter), которую я делала в «Смене» в 2022 году, когда у нас с URBANTATAR был собран архив историй об этом микрорайоне. Я сделала инсталляцию в виде дома «Калуга — КАМАЗу»: зритель мог открыть окно и послушать историю жителя ЗЯБи.

Зульфия Илькаева, кураторская группа «Край», «Как нескучно перейти площадь», 2023

«Гость», 2022. Фото Кати Краевой

— Как татарская культура и история влияют на ваше творчество?

— Я идентифицирую себя как челнинская и татарстанская художница. Челнинскость проявляется в интересе к исследованию истории города. Набережные Челны появились в XVII веке и сейчас празднует свое 400-летие. Людям кажется непривычной эта информация, потому что до них не донесли, что в том месте, где сейчас находятся Челны, люди проживают веками. Прежде там были несколько поселков, два из которых — Бережные Челны и Мысовые Челны, чьи жители занимались перевозками по реке. Сам город начали строить с появлением КамАЗа. Современный облик Челнов — это модернистские здания 1970-х.

Если говорить про Татарстан, то я много работаю с архивами и публичной историей, все еще продолжаю ее исследовать и буду использовать в своем творчестве. Я хожу в музеи, на нетипичные экскурсии по городам, в библиотеки — и не только в открытую часть. Очень люблю личные библиотеки людей, потому что там можно встретить хорошие журналы и книги. Я просто изучаю их и читаю, нахожу факты, которые многим неизвестны.

— Что, по вашему мнению, отличает татарстанскую художественную сцену от московской?

— Во-первых, татарстанская художественная сцена в разы меньше, чем московская. Может быть, это помогает нам больше дружить, но маленький локальный масштаб все время заставляет тебя как будто жить по одному сценарию. А московские масштабы, конечно, помогают поработать с разными людьми.

Тем не менее, возможности есть и в Татарстане, и в Москве: получить мастерские и бюджеты, сделать выставку, реализовать коллабы — это все можно везде. Отличаются ли по какой-то теме татарстанцы и Москва? Нет, мне кажется, мы живем в одном контексте. Интернет настолько стер границы, что в одной технике, в одной теме могут работать люди из Казани, Москвы, Нью-Йорка или Лондона, потому что все видят друг друга в сети и знают, кто что делает. Мир, на самом деле, стал очень глобальным — и поэтому одинаковым.

— Есть ли современные художники, с которыми вы чувствуете творческую близость?

— Мне нравятся подходы Таус Махачевой из Дагестана. Она много работает с темой своего народа и других народов Кавказа, с историями пропадающих дагестанских сел, а также с традициями в крупных городах.

Если говорить о более «старых» авторах, которые сейчас не так активно работают, то вспоминается Тимофей Радя — екатеринбургский стрит-арт-художник. Мне импонирует его смелость в некоторых вопросах, и, прежде всего, смелость перед самим собой. И еще мне нравится, что он работает с текстом, так как для меня текст тоже очень важен. Возможно, я даже воспринимаю его больше, чем визуал.

Конечно, есть еще другие современные художники, но пока назову этих двух.

— Как вы разрабатываете концепции своих проектов? Есть ли у вас определенные подходы к процессу создания?

— Сначала должна возникнуть мысль, произойти триггерная ситуация. Появляется повод, начинаешь думать над тем, что нарушило твой покой. Это самый длительный процесс.

Вообще, я не люблю долго хранить идеи в голове — предпочитаю разговаривать, потому что это реально работает. Бывало, закидываешь человеку удочку на определенную тему, а он тебе через две недели скидывает текст и говорит: «А помнишь, мы с тобой в очереди разговаривали? Вот это тебе будет интересно». А я думаю: «Ого, вау, а сама бы я никогда не нашла этот материал». Так что один из этапов — делиться с людьми.

И да, все еще продолжаю изучать литературу и архивы, хожу в библиотеки, музеи. А когда наступает момент создания чего-то физического, то нахожу опен колы, предлагаю идею институциям или просто появляется повод это реализовать. Тогда уже приходится искать визуал, делать эскизы, сметы, все просчитывать, упаковывать.

— Над какими новыми проектами вы работаете сейчас?

— Я являюсь куратором «Дебаркадера−30» — это новая культурная площадка в Набережных Челнах, открывшаяся в апреле 2024 года. В конце прошлого года «Дебаркадер» выкупил челнинский меценат Тагир Сунгатуллин, который много помогает различным социальным проектам в Челнах. Он — настоящий любитель города, фанат. Ему дорого все, что тут есть, а «Дебаркадер» — большая часть истории Челнов. Тагиру захотелось его сохранить как здание, как пространство.

«Дебаркадер-30» — важная точка для того, чтобы искусство Татарстана и Прикамья развивалось не только в столице. Чем больше разных авторов, тем активнее происходит развитие. Чтобы помочь развитию молодых художников Челнах, после первой выставки мы запустили лабораторию и отобрали 10 человек. Мы сделали ее, потому что понимали, что для команды нужны единомышленники, и хотели создать городское коммьюнити художников.

В рамках лаборатории пару раз в неделю на «Дебаркадере» проходили встречи. Художники слушали лекции, которые проводила я или приглашенные эксперты. Мы много дискутировали об их идеях, общались, пробовали. И так через месяц у нас появилась выставка «Новый курс».

Здание «Дебаркадера-30» в Набережных Челнах

Спектакль в здании «Дебаркадера-30» в Набережных Челнах

— Какие ключевые уроки вы извлекли из работы с молодыми авторами в рамках лаборатории?

— Ключевой урок — художники есть, и им нужно помогать реализовываться. Нам повезло, что в городе есть хорошая база в виде художественных школ и колледжей искусств. Как институция «Дебаркадер-30» должен помочь ребятам развиваться уже после выпуска, предоставлять возможности и давать площадку.

Я поняла, что важно не ограничивать художников, не «лепить» их под нужды институции и, надеюсь, мне это удалось. Это результат моих долгих размышлений после дискуссий с художниками, разговора с другими кураторами и прочтения книг, в которых я искала, в чем же заключается роль куратора. Я нашла ее в том, чтобы помогать художнику развивать идею и организовывать коммуникацию с институцией, где он мог бы сделать хорошую выставку.

Художники должны развиваться самостоятельно, при этом у нас с ними могут быть общие проекты, где я совмещаю роль художника и куратора. Например, в прошлом году на выставке «Свое и другое» на театральной площадке MOÑ в Национальной библиотеке РТ у меня было две роли: мы вместе с пятью художниками исследовали, что считается национальным искусством, а что — нет, и кто это решает.

Когда я была в резиденции «Смены» в Казани, то старалась не заниматься делами «Дебаркадера» и позволяла себе быть куратором два часа в день, чтобы не утонуть в задачах и получить удовольствие именно от художественного процесса. Это было важно, потому что совмещать две роли действительно непросто, ведь у куратора очень много организаторских и продюсерских задач. Моя текущая задача — найти баланс между ролями. Возможно, я буду один месяц работать как художник, а следующий — как куратор.

«Карурман. Гербарий», 2024

— В рамках резиденции «Смены» и фонда поддержки современного искусства «Сфера» вы работаете над новым проектом «Карурман». Как вы пришли к теме исследования татарских растений и дремучего леса?

— Я уже не помню, когда узнала о карурмане впервые. Наверное, еще в детстве, когда родители читали мне сказки — многие эпизоды из татарского фольклора происходят темном дремучем лесу. В последнее время образ карурмана стал попадаться мне очень часто, и я подумала: раз это происходит, нужно начать работать.

В начале XX века карурман получил развитие в песнях и произведениях и стал иллюстрировать испытание перед народом, которое нужно проходить вместе. Вдобавок он похож на мое состояние, связанное с поиском собственной роли, и на состояние людей вокруг. Но еще мне нравится, что карурман — это такое место, которое ты исследуешь один. Оно появляется и растет внутри из множества сбивчивых мыслей. Думаю, у художников всегда есть внутренние страдания, и именно мои мне нравится «упаковывать» в этот черный лес.

— Что вы же успели сделать и что планируете создать дальше?

Недавно я сделала серию коллективных практик и подготовила по ним документацию. Получился такой зин «Карурман практика 1-3». В сентябре в резиденции «Смены» и «Сферы» я провела три разные прогулки по лесу в трех разных состояниях и с тремя разными компаниями. Первая прошла дистанционно: мы с художницей из Нижнего Новгорода были в двух разных лесах и общались через сообщения и звонки. Вторая прогулка была с казанскими художниками, где мы объединялись и разъединялись. А третья — с татарской поэтессой, с которой мы много говорили на татарском и разбирали литературу.

В ходе резиденции я создала серию живописи с гербарием из черных и татарских растений. Хочу, чтобы в дальнейшем это выросло в серию объектов, и еще хочу выполнить видеоработу.

Текст: Лада Поздеева
Фото: предоставлены Зульфией Илькаевой