ЦСК «Смена» совместно с Фондом поддержки современного искусства «СФЕРА» открыла выставку «Архипелаг грез». Инсталляции, объекты, живопись, графика и видео объединены темой выдуманных миров, а сама экспозиция напоминает острова, которые художники населили своим воображением.

В дни монтажа редакция Enter встретилась с куратором проекта Сергеем Гуськовым и поговорила о том, как возникла сама идея выставки, в чем отличие между работой с художниками прошлого и настоящего что общего между «Архипелагом грез» и дипфейком.

Сергей Гуськов

— «Архипелаг грез» — не первое ваше взаимодействие со «Сменой»: вы брали интервью у художников-участников «Кажется, будет выставка в Казани», а потом приезжали с паблик-током по мотивам эссе. Идея кураторства выставки в «Смене» была давним планом?

— В конце 2022 года мы встретились с Кириллом Маевским (сооснователем ЦСК «Смена», — прим. Enter) в Москве, и ходе разговора я спонтанно предложил ему сделать выставку. Но вообще, к этому все шло. Меня давно интересует Казань, я знаком со многими художниками. Когда я приезжал в январе [2023 года], помимо дискуссии с Артуром Голяковым (сооснователем кураторской группы Plague, — прим. Enter) моей целью было исследование сцены, так как я понимал, что в экспозицию нужно будет включить работы казанских художников. Сделать это удалось не со всеми, с кем я тогда встретился, но, надеюсь, мы работаем не в последний раз.

— Тема выставки появилась уже после?

— Нет, я ее изначально предложил Кириллу, основываясь на одноименном цикле книг британского фантаста Кристофера Приста]. Я не вполне представлял, как это будет выглядеть, но мне очень нравилось название. Уже был готов остов, идея про острова и воображение, только нужно было больше конкретики и собственно работ от художников.

— Сколько времени заняло создание выставки в «Смене»? Когда началась активная фаза?

— Я начал обсуждать ее с художниками в конце прошлого года, а активная фаза, наверное, началась с апреля. Параллельно договоренностям со «Сменой» я встретил Анну Зыкину (директора фонда «Сфера», — прим. Enter) и поделился с ней планами. Фонд заинтересован в создании больших выставок и сильно помог нам с бюджетом, что позволило сделать новые работы и решить многие технические вопросы. Я ему очень благодарен.

— Есть ли у вас как у куратора способ работы, который кажется наиболее естественным? Или вы предпочитаете разные подходы?

— В данном случае мой подход воплощает само название выставки. Я даю волю художникам — пускай они максимально покажут то, что делают. Я говорил: «Есть остров, а дальше — ваш полет фантазии». Мне не пришлось вмешиваться в чью-то работу. Единственное — попросил одного художника уменьшить размер, потому что «Смена», конечно, большая площадка, но не резиновая.

— Какой вы сейчас видите фигуру куратора?

— Кураторских подходов десятки, и у всех есть свои плюсы и минусы. Многое зависит от контекста: создание выставок в музее, например, требует большей формальности, чем в местах вроде «Смены». Есть кураторы-суперзвезды, которые выступают как художники, превращая свои выставки в одно произведение как высказывание. Я так не делаю (смеется, прим. Enter).

Художники составляют большую часть круга моего общения, и мой кураторский подход — это диалог. Я работаю в журнале «Диалог искусств», который издает Московский музей современного искусства. Его филиал, музей Вадима Сидура, где я как куратор сделал две выставки и планирую еще, находится совсем не в центре города, в районе Перово, и пусть меня за это побьют, скажу, что там делают лучшие выставки нашего музея. Это максимально экспериментальное место, потому что часть негласного музейного регламента до него просто не доходит.

— Когда я впервые прочитала аннотацию вашей выставки, мне показалось, что ее тема достаточно эскапистская. На что вы обращаете внимание, когда выбираете работы для выставок?

— В моих выставках не участвуют художники с «плакатными» работами. Кажется, Владимир Высоцкий говорил, что песня — больше, чем лозунг, который можно написать на бумажке. Так же и в искусстве самое главное — образы и форма. Оно порождает новые миры.

Приста я начал читать, чтобы успокоить нервы, уже представляя, о чем сюжет. И в итоге увидел, что в его книгах заложено много больше, чем эскапизм. Прист — совершенно сумасшедший писатель: он вбрасывает образы, ходы и сюжеты и никогда их не заканчивает. Читатель оказывается перед бесконечным миром, и я подумал, что такой подход можно перенести на выставку.

— Создавалась ли в «Смене» специальная архитектура?

— Нет, но есть крупногабаритные инсталляции, и если бы в пространстве появились дополнительные фальш-стены, там было бы не пройти. В некотором смысле поход диктует сама тема острова. А еще там будет море!

— Возвращаясь к вашему эссе «Выставка без выставки», я бы хотела спросить, почему в качестве выхода из тупика, куда зашли современные выставочные форматы, вы предлагаете довериться иррациональному, «сойти с ума»?

— Отвечу на примере средневековой схоластики. Люди из поколения в поколение комментировали Священное писание и труды отцов церкви, и получилось, что на каждый ход мысли прописан четкий алгоритм. Понятно, что это тупик — вот и в искусстве произошло примерно то же самое: говоришь «А» — обязательно скажешь «Б» и не отвертишься. Не скажу, что мы вышли из этой ситуации окончательно, но художники на данный момент пытаются от нее улизнуть.

— Есть ощущение, будто культ новизны — имею в виду обязанность делать то, чего не делали до тебя — стал популярен в эпоху модернизма и остается важным до сих пор. Что новизна дает искусству?

— Новое практически невозможно, потому что все ходы и способы изобретены. Несмотря на появление новых технических штук, все заходит на очередные круги. Но сама обсессия новизны, бывает, раздражает.

Выставку «Архипелаг грез» я намеренно сделал несколько старомодной. Последние выставки были построены на большом количестве воздуха, пустоты, ослепляющем свете и отдельных объектах, которые расставлены по залу. Не то чтобы на выставке в Казани тесно, но там есть плотность, которая в некоем смысле имитирует квартирную выставку старого формата, где вещи могут налезать друг на друга, а по одной работе вообще нужно ходить. Мы применили такой подход в том числе по той причине, что «Смена» — не пыльный музей, а живая институция, где возможны эксперименты.

У «Архипелага грез» 12 участников, и 10 работ заказаны специально для выставки. Одна из художниц даже успела показать свою работу в другом месте и продать ее, так что она [работа] приехала сюда с разрешения нового владельца. Я рад, что так сложилось.

Работы на выставке очень разноплановые, и я попытался выстроить их сочетания, провести интересные параллели. Не знаю, будет ли это считываться, но знаю, что любая выставка — всегда эксперимент, и возможна неудача.

— Художники работали индивидуально или это был коллективный процесс в едином пространстве?

— Они все находятся в разных «тусовках», в процессе создания работ находились в разных местах и прежде не выставлялись вместе. Мне кажется, это и важно — когда мы сидим в пузыре, каждый тухнет своем болотце, а в данном случае происходит обмен неожиданными мнениями, образами. Сейчас я с удовольствием знакомлю приехавших на монтаж художников друг с другом.Думаю, будет какая-то движуха после: кто-то кого-то куда-то позовет и появятся продолжения. Так обычно и происходит. По моему опыту работы на многих биеннале, художники общаются между собой по техническим вопросам: у них есть производственная задача, а уже потом они вместе, условно, идут пиво пить и обсуждают жизнь. На самом деле художники вкладывают много сил в выставки и очень устают, поэтому часто хотят, чтобы вы что-то сделали за них.

— Все художники участвовали в монтаже?

— К сожалению, не все. Приехали группа «ХО ГУЙ», Алексей Корси, Диана Капизова, у которой, кстати, здесь много родственников, но она никогда не была в «Смене» и художников не знала. Участвовал очень интересный молодой художник Максим Новиков и Денис Крюков, для которого эта выставка — вторая, а в Казани он известен тем, что издавал книги в «Смене». Рамин Нафиков здесь, хотя мог быть и не здесь (художник живет на две страны — Россия и Латвия, — прим. Enter). Людмила Баронина приехать не смогла, хотя планировала.

— К слову, работы Людмилы Барониной я впервые увидела в 2016 году в краснодарской «Типографии», еще в их первом помещении. Это была совсем маленькая выставка, и так интересно за ней наблюдать теперь!

— Да, она очень мощно развивается как художница. Мне кажется, Саша Шардак за последние несколько лет тоже изменился. Он немного невербальный, туманно формулирует, прекрасно понимая, что делает, на уровне формы. В этом он силен, и я вижу, что у него большое будущее.

Надо сказать, художественная ситуация в Казани развивается в том числе в связи с притоком туристов и растущим интересом к городу. Есть плодородная почва, потому что Казань — университетский город, а еще здесь всегда была мощная художественная школа. В ГМИИ РТ находится большое собрание художников 1920-1930-х годов, и, думаю, посетители музея тоже активно его смотрят.

Сейчас выставки в России делают повсеместно: например, в барах, и даже, как я слышал, в стоматологической клинике. Искусство как вода — проникает везде, где есть хоть какая-то щелочка.

— Вы выбираете работать только с ныне живущими авторами?

— Я бы поработал с искусством ушедших художников, но конкретных идей пока нет. В работе с прошлым поднимаются вопросы архива. Есть кураторы, которые любят бесконечно сидеть в библиотеках, как книжный червь, — они собирают прекрасные выставки. Например, на выставке «Мечты о свободе» (проходила в Третьяковской галерее в 2021 году, — прим. Enter) под кураторством Сергея Фофанова были настолько удивительные пересечения, что люди просто обалдели: кураторы сопоставляли две классические вещи, которые никто никогда не вешал рядом в одном контексте, при этом умудрялись добавить современное искусство. Была проделана мощнейшая исследовательская работа. Я не настолько усидчив, поэтому сам бы такое не сделал, но хорошо, что есть подобные специалисты.

Однажды с художницей Марией Дорониной мы сделали выставку, где придумали человека из истории, создали воображаемый архив его работ и видео, где о нем рассказывается в поэтическом ключе. Такое я могу (смеется, — прим. Enter).

— Отличался ли процесс организации выставки со «Сменой» от того, что вы делаете в Москве?

— В Москве решать некоторые вопросы иногда сложнее: процессы зависают, так как многие заняты. Бывает, тяжело ответить, потому что уже не соображаешь, хочешь спать (смеется, — прим. Enter).

Я делал выставки в музее, в artist-run пространстве в мастерской у Саши Повзнера — галерее «Аппендикс». Вместе с художником Славой Нестеровым мы работаем как сокураторы выставочного пространства másla lissé, рассказывали некоторые подробности в интервью. Там проходят коллективные выставки с заметным дизайном экспозиции: на первой выставке был больничный свет, на второй ящики с песком, где лежали работы, а на третьей мы сымитировали цирковой шатер. Еще у меня был опыт в «Диалоге искусств»: вместе с коллегами мы выбрали странные работы из собрания ММСИ и сделали выставку про подарки, которые передали музею. Но она существует только в журнале.

— Почему вы решили не воплощать ее в реальность? Это было во время пандемии?

— Перед ней, а когда пандемия началась, мы уже про все забыли. Еще раньше мы предложили Виктору Мизиано представить, будто бы он делает биеннале в Москве в 1989-м году, и ему очень понравилась эта идея. Он подобрал художников, живших тогда, и работы, которые были созданы в то время, нашел свой реальный подходящий выставке текст того периода. Мы изобразили эту идею в ретро-формате. «Архипелаг грез», к слову, тоже про воображение, так что мы любим аналоговые дипфейки.

— Как вы думаете, нужно ли художнику заниматься презентацией самого себя?

— Да. Многие галереи ищут новых художников независимо от возраста, и если художник не занимается своим продвижением, то может долго работать в стол. Искусство — вещь визуальная, поэтому презентация важна. От огромного количества крутых проектов ничего не осталось, поскольку о них никто не написал, и это, к сожалению, встречается сплошь и рядом.

В конце 1980-х — начале 1990-х художник Младен Стилинович сделал работу с фразой «Если ты не знаешь английского, ты не художник». Все говорили, что она смешная, но в разгар глобализации это действительно было правдой. В 2010-е годы считалось, если у тебя нет никакой площадки в интернете, то тебя не существует, и это тоже долго было правдой. Сейчас есть возможность от этого отсечься: интернет состоит из сегментов и можно курсировать из одного в другой. Но вообще посмотрим, как будет развиваться ситуация.

Текст: Луиза Низамова, Анастасия Тонконог
Фото: предоставлены спикером
Коллаж: Саша Спи