В формате дискуссии лидеры казанских сообществ обсудили с министром по делам молодежи РТ Дамиром Фаттаховым ряд вопросов, связанных с молодежной политикой, «оттоком мозгов» из региона и необходимый Казани музыкальный фестиваль.

---

Как выстроить диалог с молодежью и ничего не упустить

Фаттахов: С одной стороны, у нас в республике достаточно серьезные традиции в системе молодежной политики и хорошо развитый институт общественных организаций. Если брать в расчет только эти формальные признаки, мы, конечно, лидеры. С другой стороны, мы осознаем, что Министерство работает только с 15-20% активной молодежи. Раньше нам казалось, что можно охватить всех молодых людей, если создать некую общественную организацию, объединить всех в какой-нибудь совет и так далее. Но в настоящее время мы точно понимаем, что это не так. Сейчас есть молодежь, даже не знающая о нашем Министерстве, мы ей попросту не нужны. Но есть и другая — она имеет запрос, но из-за отсутствия необходимых инструментов для коммуникации мы не можем поддерживать с ней диалог.

Нам стоит пересмотреть формат работы с молодежью, чтобы ничего не упустить. А также понять, какой инструмент для диалога будет наиболее эффективен и самое главное — насколько наша инфраструктура сейчас актуальна для молодых.

Губайдуллин: Исходя из тезисов, которые вы изложили, напрашивается вопрос: как построить диалог с молодежью, как рассказывать ей о важных вещах доступным языком? На наш взгляд, все имеющиеся программы реализуются на каком-то очень сложном языке для молодежи. Не на примере республики, а на примере России в целом.

Фаттахов: Нужно слушать и слышать молодежь. Зачастую проблема в следующем: в Министерство поступает запрос и поскольку государственная машина сложно устроена, проходит внушительный период времени, прежде чем на него отвечают. А вероятность того, что он еще будет актуален, — очень мала. Поэтому сейчас мы должны сократить это расстояние между запросом и ответом на него. Я считаю, что Минмолодежи нужен понятный удобный инструмент коммуникации. Например, в виде приложения в смартфоне. Сервис, который будет говорить с молодыми людьми на одном языке.

Ахметшин: Я согласен с тем, что нужен инструмент коммуникации. А что касается долгого принятия решений, мне кажется, нужно, чтобы та же молодежь видела, на какой стадии сейчас находится запрос. Чтобы не казалось, что он ушел в пустоту и никогда не будет рассматриваться.

Фаттахов: Всё верно. Например, как в бизнесе, оказывающем сервисные услуги. Где обратная связь — это дисциплина и часть услуги. Сейчас в отсутствии инструмента коммуникации ежедневно вечером я посвящаю час-полтора ответам на сообщения в директе. Запрос на коммуникацию есть, это видно.

Вторая жизнь подростковых клубов и работа с «трудными детьми»

Куракова: Когда мы говорим о молодежи, какой возраст мы имеем в виду?

Фаттахов: По закону — с 14 до 30 лет.

Куракова: Хорошо. Вот если с 14 до 22 дети попадают в какие-то кружки или учатся в школах, университетах, то с 23 до 30 (особенно если ребенок социопатичен или просто не посещает лекции, мероприятия) коммуникацию вообще невозможно построить. И из поля зрения Минмолодежи этот человек явно пропадает. Так что же делать с теми, кому сейчас от 22 до 30?

Фаттахов: Я с вами согласен полностью. Мы должны понять, кто они — эти «от 22 до 30», объединены ли они в сообщества, что им интересно, какая форма коммуникации им нужна. На этапе разработке стратегии у нас есть первый блок — анализ аудитории. Вот там как раз мы и найдем ответы, хотя бы для первой итерации взаимодействия.

Возьмем, к примеру, подростковые клубы — они загнаны своим названием в целевую группу от 14 до 18 лет. И несмотря на то, что у нас в Казани серьезная сетка таких площадок, до 16:00 они никак не функционируют вообще — пустуют. У меня есть отличный пример. Мы недавно были в Альметьевске в одном из таких клубов. Одна местная жительница — молодая мама в декрете организовала в таком помещении залы для йоги, рукоделия, мини-коворкинг и лекторий. Таким образом площадка помогает молодым мамам, которым негде оставить ребенка, продолжать вести социально-активный образ жизни. Это замечательный пример эффективного использования подростковых клубов и охвата тех самых «от 22 до 30».

Одна из наших задач — это быть максимально интегрированными во все министерства и ведомства. Мы, по большому счету, должны стать тем единым окном для молодого поколения, куда они могли бы обращаться по всем вопросам в удобном для них формате.

Исмаев: Я бы хотел вернуться к разговору про отдельный сервис Минмолодежи. Если честно, я немного скептически отношусь к этому.

Фаттахов: Очень круто, что вы относитесь скептически, потому что я привык, что 90% людей кивают и со всем соглашаются.

Исмаев: Вот есть, например, Росмолодежь — сайт и приложение — я их использую раз в год. Поэтому я не уверен, что именно такой канал будет эффективным и ходовым. Мне эта история видится по-другому. Люди очень любят жаловаться в Твиттере, например, на «МТС». И сама компания им там же отвечает. Мне кажется, что Инстаграм, Твиттер и «ВКонтакте» — именно те площадки, которые позволят молодежи почувствовать себя все-таки ближе к Министерству..

Фаттахов: Мы не планируем ограничивать себя только приложением, как это могло вам показаться. А по поводу Росмолодежи — думаю, эта платформа была бы более востребована, если бы отвечала на другие ваши запросы, помимо подачи заявок. Например, если бы с ее помощью можно было найти работу — это сейчас очень актуально.

Закируллина: На мой взгляд, сегодня человек скорее зайдет в приложение YouDo с этой же целью. Возможно, логичнее с точки зрения ресурсов не создавать что-то свое и новое, а выстраивать партнерские отношения с уже существующей площадкой, моделируя ее под свои задачи.

Фаттахов: Я полностью согласен. Очень важно, повторюсь, интегрироваться как в различные виды министерств, так и в успешные проекты.

Закируллина: Возвращаясь к тому, с чего мы начинали, к тем 20% молодежи, которые на сегодняшний день состоят в диалоге с Министерством. Мне кажется, мы должны смотреть шире: помимо этих 20%, есть ведь еще и большой процент детей в нормальных семьях и есть ребята, не имеющие вообще никаких возможностей. Последние растут в условиях, в которых в принципе жизнь предопределена. Я работала и с детдомовцами на московских театральных лабораториях, и с детьми из приемных семей — эта проблема очевидна. Если в них кто-то не вцепится, у них, по сути, нет никакого светлого будущего.

Фаттахов: С этой аудиторией нам нужно работать отдельно. Возможно, с помощью наставничества и чего-то подобного. Вы сказали ключевую вещь: если в определенный момент рядом с таким ребенком не окажется педагог или наставник, который вытащит его из этой среды, он и в себя никогда не поверит и пойдет по уже заготовленной траектории.

Как удержать талантливую молодежь в Казани

Губайдуллин: И мы, и наши коллеги, часто сталкиваемся с нехваткой кадров — все талантливые ребята уезжают в Москву и Санкт-Петербург. Как это можно предотвратить?

Куракова: Я бы поспорила: в последнее время все происходит иначе. Наоборот сюда приезжают. У меня есть множество примеров.

Закируллина: На самом деле, мы говорим немного про разные вещи. Есть подростки и есть молодежь. Последняя уже осознала себя и может трезво выбирать город для жизни и так далее. А мы, скорее, говорим про тех, кто только встает на ноги, только закончил учиться — такие ребята не пытаются искать себя в республике, а смотрят сразу в столицы.

Фаттахов: Да, «отток мозгов» имеет место — не хочу приводить страшную статистику. Но меня беспокоит вот что: мы анализируем только количественный показатель, совсем не обращая внимание на качественный. Потому что уезжают, как правило, «звездочки» — ребята, которые хотят учиться, развиваться, реализовывать себя. А приезжают в Казань жители городов и сел Татарстана с мыслью: «Как тут все круто!». Естественно, они не хотят ничего менять. Это две разные мотивации.

Для того, чтобы решить проблему «оттока мозгов», следует сначала разобраться — почему, собственно, молодежь уезжает. Возможно, они не могут получить здесь качественное образование в желаемой сфере; или устроиться на работу по специальности или еще что-то. Главное — обозначить эти проблемы, а уже потом попытаться их решить.

Тонконог: Действительно, есть люди, профессионалы своего дела, которые не могут найти себе применение в каких-либо областях. Им хочется больше, лучше, качественнее, они желают, чтобы их деятельность задевала большее количество людей. Например, те же музыканты или люди, которые создают что-либо своими руками. Стоит их как-то интегрировать в те подростковые клубы, о которых мы говорили ранее. Мне кажется правильным использовать людей, у которых есть профессиональная квалификация и какое-то рвение к тому, чтобы делать больше и лучше.

Закируллина: Обратите внимание на ЦКС «Московский». В нем стало очень круто с точки зрения ремонта, но вот что касается мероприятий… Там не хватает человека, который будет всем этим заниматься.

Куракова: Да, недавно к нам приезжали студенты Университета Правительства Москвы. Мы их привели в ЦКС, все очень красиво и современно, они увидели коворкинг и тут же спросили: «Сколько стоит?». А он бесплатный! И там никого не было. Как вообще коворкинг может быть бесплатным и при этом пустующим?

Фаттахов: Да. Кадры надо удерживать и растить самим под важные направления. Ведь, по сути, пустующий коворкинг — это банальный вопрос качественного маркетинга.

Закируллина: В качестве референса мы можем брать историю с «Камчаткой», которую делает Бахтин, бывший главред Esquire: 30 человек абсолютно разного возраста — с 9 до 47 лет — комфортно себя чувствуют внутри творческого лагеря. Получается, берем классных подростков, и людей из категории «22-30» — среди них уже есть сложившиеся лидеры мнений. И отношения выстраиваются не по вертикали, а по горизонтали: чтобы подросток мог думать, что он на одной волне с человеком, которого он считает авторитетом для себя.

Музыкальный фестиваль и проблема доверия

Куракова: Когда-то очень давно я занималась музыкальным направлением в Казани: Мы привозили современных артистов в China-Town. И вот сейчас я хочу понять, что мне нужно сделать для того, чтобы провести классный музыкальный фестиваль в Казани или Татарстане. В Нижегородской области есть Alfa Future People, в Москве — Park Live, в Санкт-Петербурге — Present Perfect. А в Казани у «Чаши» выступает певица Ёлка и больше ничего. Что мне делать, прийти в Минмолодежи?

Закируллина: Ну, это ведь про бизнес история.

Куракова: Да, это понятно, что там есть бизнес. Но без поддержки такое сделать вообще невозможно. К тому же я не уверена, что город или республика скажут мне: «М-м-м, Монеточка? Да, конечно, вези».

Закируллина: Мне кажется, это больше к Министерству культуры относится.

Фаттахов: Нужно переложить проект на бумагу, прийти в Минмолодежи и совместно все детали обсудить. Интересные проекты мы можем поддержать структурно или грантово. Альбина права, конечно, хорошо, что вы понимаете, что это история про бизнес в том числе. 90% людей, которые приходят к нам с идеями, ни на секунду не задумываются о том, что тут задействована экономика. Они просто говорят: «Денег дайте». А объяснить нормально, какое мероприятие они хотят провести и так далее — не могут.

Исмаев: Мне кажется, Министерству нужно немного отойти от концепции диалога в духе: «Вот вы сделайте, а мы рассмотрим заявку и обсудим». Нужно немного в другом ключе подходить к решению. Говорить, например: «Даша, ты делаешь новый музыкальный фестиваль. Ты молодая, мы даем тебе карт-бланш, нам нужно все совершенно новое». И таким образом наделять возможностями людей от 22 до 30 лет. Тогда, возможно, они и не поедут ни в какую Москву. Потому что зачастую именно в этом возрасте и приходят мысли в духе: «Если я не могу реализоваться здесь, мне нужно поискать эту возможность в другом месте». Получается, таким образом мы и предотвращаем «отток мозгов» и даем что-то новое и крутое городу и его жителям.

Фаттахов: Под каждым словом подписываюсь. Я только за, если Даша этот фестиваль возглавит, а мы будем просто инфраструктурой, которая поможет ей реализовать проект. А там и другие молодые ребята подтянутся.

Закируллина: Ну что, Даша, ждем фестиваль! (смеется, — прим. Enter).

Тонконог: Мне кажется, не стоит забывать еще и о том, что есть люди, которые пока не умеют ничего организовывать, боятся пробовать, но очень хотят. Я и сама отношусь именно к таким. Мне бы очень хотелось, чтобы в Татарстане появилась образовательная организация, которая учила бы людей делать крупные мероприятия.

Закируллина: Есть распространенная практика — вместо того, чтобы создавать новую организацию, можно просто пригласить спикеров, которые уже знают это дело изнутри — людей, имеющих за плечами успешные проекты в этой сфере.

Фаттахов: Мы можем сколько угодно приглашать кого-то, кто будет рассказывать-рассказывать-рассказывать. Но если слушатель сам не попробует — ничего не получится. Практика необходима.

Тонконог: Масштаб мероприятия тоже играет роль — делать сразу что-то крупное действительно страшно. И вот даже возьмем этот фестиваль. Мне кажется, было бы здорово, если бы параллельно с самим мероприятием проходила образовательная программа.

Куракова: Мне кажется, есть еще проблема доверия. Современная молодежь старается отгораживаться от власти в каком-либо виде, обращаясь к ней по минимуму. Когда случаются какие-то проблемы с ЖКХ, например. Власть недружелюбна. Нет ощущения, что это те люди, с которыми можно сесть за стол и спокойно поговорить. Скорее, это те, к кому надо приходить, сидеть в очереди три часа, ждать, записываться, чтобы потом тебя послали к кому-нибудь другому. Нет ощущения того, что власть рядом. А мне кажется, для Минмолодежи очень важно быть рядом с молодыми людьми. Нужно ощущение, что вы — обычные люди.

Закируллина: Да, возможно, если чаще проводить вот такие встречи, как сегодня, с разными участниками, которые потом будут об этом рассказывать у себя в соцсетях — может тогда установится коннект какой-то.

Фаттахов: Я готов быть на одной волне.