Митя Бурмистров, наиболее известный своим мастерством битбокса, совсем недавно выпустил альбом Meta. Выступив уже во второй раз композитором своей музыкальной пластинки, Митя дал интервью, в котором рассказал о процессе создания музыки, вдохновении и человеке-альбоме.
— С чего все начиналось в музыке?
— Все пошло от пластинок родителей, от музыкальной группы, в которой играл мой брат. Я ему часто подыгрывал на барабанах из пластиковых бутылок. Ну и, пожалуй, с игр «Денди», я обожал музыку в них. В институте начал заниматься битбоксом. В 2013 году я поехал как битбоксер на американскую международную программу OneBeat – там было 25 музыкантов, отобранных со всего света. Все они были из разных сфер – от контрабасистов до вокалистов. Оттуда я приехал с поменявшимся сознанием, и уже четко понял, что хочу делать музыку. Прошло время, и сейчас я выпустил свой второй альбом.
Отмечу, что изначально ярким инициатором моего творчества были еще и студвесны, и дни первокурсника. Начинал я с того, что пинал мячик, совмещая это с битбоксом, за что получил потом президентскую стипендию на своей первой студвесне.
— Каковы были ощущения, когда впервые набрал огромное количество просмотров на ютубе?
— Когда пошли эти просмотры и бесконечные комментарии – это было шоком. 100 тысяч просмотров за несколько часов! Да что тут, очень странное у меня было ощущение, я был будто во сне.
— С чем можно сравнить процесс создания музыки?
— С рисованием, может быть. В рамках моего мировоззрения по этому поводу, конечно. Потому что я пишу, чаще всего, абсолютно хаотично, хотя иногда у меня бывает, что есть какой-то конкретный сюжет, который я хочу изобразить. Обычно я просто чувствую, что хочу рисовать, беру холст и делаю мазки, доделывая потом изображение до какого-то конкретного вида. Но с рисованием все вообще гораздо легче, потому что там я вообще ничего не умею. Я не знаю, к чему там можно придраться – там абстрактные мазки, бац-бац, – и все. С музыкой все иначе – там я довожу до ума каждую мелочь, чтобы мне нравилась каждая секунда. А вообще, создание музыки ни с чем не сравнишь. Разве что – с созданием вселенных.
— На кого ты ровнялся, когда начинал свой творческий путь?
— Есть свои герои, есть, например, такой человек – Beardymen. Пять лет назад он подписался на меня в ютубе: ох, я и счастлив был! А последние полтора года мы с ним пытаемся сделать песню, но у нас ничего не получается, потому что то я торможу, то он. Сейчас это очень интересно вспоминать, потому что начиналось-то все с полного поклонения ему и копирования. А сейчас я даже и не знаю, что творится в мире битбокса. Я подостыл немного к этому жанру.
— Сейчас у тебя есть свои кумиры в музыке?
— Кумиров нет, есть люди, которые вдохновляют. Например, стена в моей студии исписана цитатами, изрисована рисунками людей, которые меня вдохновляют: Дэвид Боуи, Битлз, Led Zeppelin, Джимми Хэндрикс. Очень много артистов из волны 60-70х, когда зарождалась вся красота в звукозаписи и в музыке, когда была большая любовь к космосу, и футуризм вдохновлял всех на поиски новых звуков. Но это не кумиры, это вдохновители.
— Чем лично для тебя является твой новый альбом?
— Наверное, переходным этапом, новой ступенью. Приятно сейчас смотреть куда-то внутрь себя и видеть эту обложку альбома, под которой сейчас есть 8 песен. Это какой-то след, который я оставил. И вообще я каждым альбомом набиваю руку. Ну, как, каждым, у меня их два. Хотя уже сейчас я делаю новый, третий альбом, он будет этническим – это совместный проект с RedBull.
— Что вдохновляло на создание Meta?
— Наверное, состояние сна. Мне понравилась концепция записи альбома за одну ночь – все его наброски были сделаны быстро, а потом уже я их обрабатывал. Однако пытался многое не изменять, как музыка шла, так и оставлял в большинстве случаев. Мне понравилось, что у альбома есть присутствие бетонирования спонтанного момента.
— Есть какая-то особенная для тебя песня в этом альбоме?
— Наверное, самая последняя, Just a Dove. Она была написана в странный период моей жизни: было очень плохо, я был постоянно в этих заунывных нотах. Однако, потом эта песня начала переходить из грустного и меланхоличного настроения во что-то более позитивное. Мне нравятся именно переходы в этой песне, и то, что я, все-таки, выкарабкался из этого состояния. Вообще, странно говорить о песнях. Естественно, они что-то для меня значат, каждая по-своему.
— Какого отклика ждешь от своих слушателей?
— Естественно, комплименты и обожествления, что еще можно ждать? Также жду комментариев, чтобы я возвращался на кухню и делал битбокс. Хочется, чтобы люди слушали музыку, чтобы у них рождались в голове какие-то образы. Сейчас очень трудно заставить человека от начала до конца прослушать какую-то пластинку, к сожалению.
— Если бы твой альбом Meta был человеком, каким бы он был?
— Мне кажется, с синяками под глазами, в каких-нибудь грязных, потрепанных штанах, но не потому, что он валялся на полу, а потому, что карабкался в гору. Он был бы взбалмошный. Периодически от него можно было бы ждать красивые истории про горы, про сущность, про молчание. Периодически он мог бы просто взять и заорать, полностью раздеться и убежать в лес. Такой вот непредсказуемый, задорный, энергичный, искренний.
— Как семья относится к твоему творчеству?
— Потрясающе! Они всегда меня поддерживают, мы учимся друг у друга. Периодически, конечно, у них проскальзывает какое-нибудь рациональное зерно – мама, например, говорит, чтобы я пошел в политику.
— Чем еще ты увлечен, кроме музыки?
— Я люблю рисовать, читать. Очень жалею, когда не успеваю это делать. Стараюсь воплощать любые идеи, которые приходят в голову, – бредовые или гениальные, хотя, чаще, бредовые.
— От чего совсем недавно испытал чувство восторга?
— Совсем недавно я был на концерте The Chemical Brothers, и это было настолько эмоционально, что после концерта я не то, чтобы сказал: «Вау!», я просто молчал пару часов и думал: вот почему я занимаюсь музыкой. А вчера сходил на «Отряд Самоубийц», посмотрел и понял: вот почему я не занимаюсь кино.
— Тяжело работается музыканту?
— Бывает, что ты сходишь с ума, потому что 4 месяца не выходишь из дома и с утра до ночи слушаешь одни и те же 8 песен, работаешь над ними. Уже перестаешь чувствовать разницу во всем, дня и ночи тоже не чувствуешь, музыку не ощущаешь. Тогда нужно просто пойти погулять, освежиться, сыграть партийку в бильярд, поджечь пару сосен в лесу, убежать.
Очень сложно, когда работа не в офисе, а дома ты не можешь куда-то уйти, сменить обстановку. Но много людей работают точно также, – и ничего, нормально.
— Большинство знают тебя именно как битбоксера, хотя ты пишешь и создаешь музыку. Не хочешь погромче заявить о себе именно как о композиторе?
— А тут никак и не заявишь, кроме как очередной работой. Не вижу особого смысла об этом кричать. Все равно для кого-то я остаюсь тем парнем в сломанных очках и на кухне. Но кто-то открывает меня как музыканта, и это очень радует. Пусть все идет, как идет.
Но, наверное, если бы я был немножко послабее характером, я бы прислушался к сотням возгласов людей, которые говорят: «Ты чего, где ума-пума-пума? Давай, вот же оно!». А я просто делаю то, что мне хочется. К чему меня под левой титькой сердце зовет, к тому прислушиваюсь и творю. Прислушиваться к толпе – это гиблое дело, нужно, чтоб к тебе прислушивалась толпа.
Текст: Анастасия Косова
Фото: Анастасия Шаронова
все материалы
