«Он писал мне в течение пяти лет». Монологи жертв кибербуллинга


По данным сайта TechJury, общая осведомленность и интерес к термину «кибербуллинг» в последние десять лет растут с каждым годом. При этом 24% жертв интернет-травли думали о самоубийстве, а для 1 000 женщин в возрасте от 18 до 55 лет последствия варьируются от перепадов настроения и низкой самооценки до депрессии и приступов паники. Enter продолжает серию материалов о травле в интернете и публикует истории двух жертв кибербуллинга и киберсталкинга.


Киберсталкинг — поиск информации о жертве; преследование жертвы и ее близких в интернете с помощью повторяющихся сообщений, вызывающих агрессию.

Кибербуллинг — травля, оскорбления или угрозы, высказываемые жертве посредством мессенджеров, телефонных звонков, соцсетей.

Анна, 30 лет

жертва киберсталкинга

Ничья внешность не может расцениваться как «сама виновата» — это уже слатшейминг. В насилии виноват насильник, в кибербуллинге — человек, который решил преследовать другого. Если даже у девушки привлекательная внешность, это все равно не развязывает никому руки. Любые ухаживания можно отличить от преследования: если человек говорит «нет», а другой продолжает его доставать, то это уже ненормально.

Я никогда не страдала от недостатка мужского внимания, но и не могу сказать, что я была суперзвездой. Просто у меня конвенциональная внешность — она проще вызывает влюбленность, симпатию.

Подростком я была не очень симпатичным: худая, угловатая, с очками в толстой оправе и дурацкой челкой. Я не входила в число популярных девчонок, но и изгоем нельзя было назвать. У меня не проявлялось какое-то половое поведение. В шестом-седьмом классе мои одноклассницы уже встречались с мальчиками, а я носилась во дворе и играла в куклы.

В моей жизни было два странных эпизода, которые сейчас я могу расценить как кибербуллинг или киберсталкинг. В 21 у меня был бойфренд, с которым мы встречались полгода. Он был умным, симпатичным, с каким-то особенным чувством юмора — я очень падкая на это. Но начала замечать, что все, что я к нему испытываю — это жалость. Тогда я работала официанткой в ресторане и получала хорошую зарплату, а он просто жил на мои деньги — брал взаймы и не отдавал.

Я решила с ним расстаться. Вместо того, чтобы стойко принять расставание, он начал взламывать мою страницу, читать сообщения с нашими общими друзьями-парнями. При этом меня возмущало не то, что он читает мои сообщения и сидит на моей странице, а то, что обвиняет меня в измене. Помню, обсуждала это с подругой и сказала: «Ну ведь у меня в переписках вроде ничего такого нет?» Только через несколько месяцев я поняла: что-то тут не так. Надо было переживать из-за взлома страницы и нарушения личного пространства, а не из-за того, что я могла написать что-то лишнее в сообщениях.

Я не хочу его оправдывать, возможно, он тогда не понимал, что взламывать чужие страницы — это неправильно. Девушки, которые читают сообщения своих парней на телефоне, тоже не преследуют ничего плохого. Они просто боятся потерять человека и пытаются контролировать некоторые его действия.

Другой эпизод длился почти пять лет. У меня был одноклассник, который ушел после шестого класса — поступил в какое-то военное училище. Я помню только, что он замкнутый — мало тусовался и дружил с парой таких же задротов.

«Он писал мне в течение пяти лет почти каждый день. Он был как гидра — как только я обрубала одну голову, он отращивал вторую, третью…»

Спустя 15 лет он написал мне что-то вроде «Привет. Как дела?» — я немного удивилась сообщению через столько лет. Мы вспоминали какие-то моменты из школы, наших учителей. Потом он начал признаваться в любви и говорить, что вообще все это время был в меня влюблен. Якобы он помнил, что я на уроке математики повернулась к нему и улыбнулась. Уверена, что такого даже не было.

Каждый мой день начинался с «Доброе утро, солнышко». У меня никогда не было к нему каких-либо чувств. Я даже не воспринимала его как возможного партнера. Просто бывший одноклассник, с которым я даже не общалась раньше.

Когда мне надоедала навязчивость бывшего одноклассника, я отправляла его в «черный список». Потом он появлялся снова, просто под другим именем и фамилией, и я опять его банила. Он писал мне в течение пяти лет почти каждый день. Он был как гидра — как только я обрубала одну голову, он отращивал вторую, третью…

Тогда я не думала, что это какая-то форма насилия. Недавно я читала статью на Wonderzine про киберсталкинг и узнала в жертвах себя. Возможно, мне стоило пойти со скринами нашей переписки в полицию. Он сталкерил всю мою семью: писал мне, где работает мама, чем занимается сестра. Он вел себя добродушно: отправлял милые сообщения вроде «моя дорогая, мое солнышко», а я наоборот была настроена агрессивно. Когда человек, который тебя бесит, пишет подобное, появляется злость. Хотелось сказать: «Слышь, парень, не пиши мне ничего подобного никогда». Только сейчас я понимаю, что он пытался таким способом меня вывести из себя, а я велась. Думаю, сейчас мне было бы все равно.

На тот момент у меня был молодой человек, но он не придавал значения этим сообщениям, как и мои подруги-одноклассницы, которые просто удивлялись, зачем он объявился через столько лет. Я тоже не думала, что это может к чему-то привести, но иногда мне было страшно, что он обладает таким количеством информации о моей семье. Он не знал моего номера телефона и казанского адреса. Когда выпустился из училища и приехал в наш родной город, то предложил мне встретиться. Я была очень рада, что на тот момент уже жила в Казани.

Я не знаю, что движет такими людьми. Возможно, на моего бывшего одноклассника так повлияла учеба в военном училище. Я склонна думать, что в таких учреждениях у людей может повредиться рассудок — в закрытом мужском сообществе можно придумать себе что-то. Да и к личным границам в военизированных институциях относятся издевательски, поэтому и их учащиеся не уважают чужое личное пространство. Есть еще один вариант: возможно, он просто таким образом прикалывался надо мной вместе со своими однокурсниками. Хочется верить, что такому поведению есть оправдание и он на самом деле адекватный.

Иногда он пропадал на полгода или чуть меньше, но в какой-то момент перестал писать совсем. Я не знаю почему, никаких прощальных сообщений не было, да и от общих знакомых ничего не слышала о нем. Надеюсь, с ним все хорошо — просто закончились номера для регистрации новой страницы во «ВКонтакте».

Дина, 31 год

жертва кибербуллинга и киберсталкинга

Я администратор группы «ФемКызлар» (сообщество во «ВКонтакте» для феминисток в Татарстане. Публикуют статьи о феминизме, насилии из других СМИ, обсуждают и участвуют в митингах, — прим. Enter). В роли феминистки, активистки я нахожусь год и на удивление, с травлей еще не встречалась. Мне кажется, что у казанских хейтеров мало свободного времени и они ленивые. Первый раз с буллингом я столкнулась в детстве. Я уже не помню почему, но в садике меня невзлюбила группа девочек и как-то раз мы даже дрались. Еще был случай, когда мои подруги во дворе от меня отвернулись, со мной никто не общался. До сих пор не знаю из-за чего, но я чувствовала негатив каждый раз выходя на улицу. Многие смеялись мне вслед, а мальчики пели «Ну что ж ты страшная такая».

Кибербуллинг опасен тем же, что и буллинг в реальной жизни. В случае кибербуллинга наше безопасное пространство перестает быть таковым: начинаешь вздрагивать от каждого звонка, уведомления. Также интернет-поведение пока очень плохо контролируется. В том же «ВКонтакте» спокойно существуют паблики, посвященные теме насилия. Добиться справедливости в реальной жизни сложно, как и привлечь к ответственности тех, кто травит нас или наших детей. В случае с кибербуллингом это невозможно.

Недавно я и девушки из группы «ФемКызлар» участвовали в флешмобе «Я не хотела умирать» (его запустили блогеры Александра Митрошина и Алена Попова*. Девушки публиковали фотографии с нарисованными синяками, ранами. Кто-то выкладывал снимки реальных побоев. Участницы требовали принятия закона о домашнем насилии, — прим. Enter). Я в принципе за любой кипиш, а тут у нас еще и собралась большая группа девушек, которые тоже захотели участвовать, и фотограф. С другой стороны, этот флешмоб казался мне немного неэтичным, потому что я никогда не сталкивалась с абьюзом и не уверена, что имею право представлять своим лицом жертв насилия.

Мы публиковали свои фотографии в соцсетях и сталкивались с хейтерами в комментариях. Они писали, что флешмоб заказной, а его участницы разрушают семьи. Но самые смешные комментарии были про то, что синяки не настоящие. Ну да, так и есть, но зато они показывают результат домашнего насилия, который общество не должно допускать. Во время акции мне написали где-то три человека: «Поясни за феминизм» и все в таком духе. Я пыталась отвечать, дискутировать, но теперь, если такие сообщения приходят, то просто кидаю отправителя в «черный список». Такое общение не приводит к конструктиву.

«У меня была паранойя: я вызывала такси, сжимала ключи от дома в кулаке и высматривала его машину»

В моей жизни был и другой случай, когда я столкнулась с киберсталкингом. Мне тогда было 27 лет и я познакомилась с водителем такси. Он был старше на 10 лет, в его машине играл хэви-металл, а я такую музыку люблю. Его тогда удивили мои вкусы, потому что: «Девушки твоего возраста такую музыку не слушают», — типичный сексисткий комментарий, который должен был меня насторожить. Всю дорогу мы говорили о фильмах Ларса фон Триера, выяснилось, что нам обоим нравится «Антихрист». В конце поездки я оставила свой номер и мы договорились продолжить общение в WhatsApp. Люди редко нравятся мне с первого взгляда, разговора, но этот парень не вызвал у меня отвращения, поэтому я и продолжала с ним общаться. В тот период у меня были проблемы со здоровьем и в выходные я ждала результатов МРТ. Хотелось как-то отвлечься и я пошла в театр, а потом с ним на свидание.

Он был уверен в себе — видимо, разница в возрасте давала ему фору. Что со мной нервничать, он ведь старше, а значит умнее и опытнее меня. Наверное, так он и считал. В разговоре он называл китайцев «китаёзами», а жителей восточных стран — «черномазыми». Мы затронули тему религии, я сказала, что церковь не должна лезть в общество со своими ограничениями абортов, а он сказал, что аборт — это убийство и женщина не может его делать.

Свидание мне не понравилось. В своей голове я придумала чек-лист «каким не должен быть мой мужчина», и у него стояли галочки по всем пунктам. Он постоянно нарушал личные границы — касался моей руки, проявлял сексизм, расизм.

На следующий день я написала ему, что больше не хочу продолжать общение. Полгода он настойчиво продолжал писать: просил прощения, предлагал свидания, звонил с разных номеров. Писал что-то вроде: «Каким образом расхождение во взглядах “свободу пид****ам!” может помешать нашему стремлению сделать счастливыми друг друга». Одну из причин моего отказа он считал «дешевым бабьим способом», которым я пытаюсь «добиться своего».

Где-то неделю я пыталась ему по-человечески объяснить, что мне это не нравится, просила отстать от меня. Это не помогло, я начала блокировать номера, с которых он звонил. Он писал во всех мессенджерах, соцсетях, создавал фейковые страницы, притворялся другим человеком. Как только я понимала, что это он, то сразу блокировала.

Он знал, где я работаю и живу. Мне было страшно, что он будет меня караулить. В то время я часов до десяти вечера засиживалась на работе. У меня была паранойя: я вызывала такси, сжимала ключи от дома в кулаке и высматривала его машину. Но, видимо, как и хейтеры фемдвижения, он был слишком ленив — я его ни разу больше не видела.

В какой-то момент он, видимо, устал и перестал писать. Но через год появился снова. Написал, что у него умерла мама и, кажется, надеялся, что я буду утешать и сразу захочу с ним встретиться. Я не повелась и написала, что не нужно возобновлять со мной общение, ведь в прошлый раз я вроде доходчиво все объяснила. С его стороны это была гадкая и прямолинейная манипуляция, похожая на «Давай встречаться или я покончу с собой». Я не чувствовала себя виноватой. На тот момент я отрефлексировала все моменты с чувством вины за чужие чувства. На первом месте для меня была моя безопасность и душевное спокойствие. Мы не были близкими друзьями — не думаю, что я должна оказывать какую-то поддержку.

* Мы обязаны сообщить читателям, что Минюст внес Алену Попову в реестр физлиц-иноагентов

Иллюстрации: Рената Фогель

Смотреть
все материалы