Камерный «Театр.Акт» шесть лет назад основали Родион Сабиров и Ангелина Мигранова. За это время он сменил несколько площадок, оставался на улице, побеждал на международных фестивалях и обрел своего зрителя, который готов ради спектаклей ехать в неприглядную часть Адмиралтейской слободы. Enter встретился с режиссерами и основателями театра и узнал, как составляется репертуар, в чем особенность казанского зрителя и почему среди постановок так много Вырыпаева.

---

Как появился «Театр.Акт»

Родион: Мы изначально не задумывались о создании театра. Главная идея, которая нами движила — хоть как-то остаться в профессии после окончания театрального училища.

Ангелина: Начали ставить первые спектакли, еще когда учились на втором курсе. Работая над отрывками, мы совсем не думали, что это перерастет в самостоятельный театр. Первый спектакль, который увидел зритель от нас — «Лысая певица», именно после него мы почувствовали себя создателями нового и приняли решение ставить что-то свое.

Родион: Увидев этот спектакль на режиссерской лаборатории «Выход-68», Владимир Чигишев пригласил нас работать в Казанский ТЮЗ, а затем Фарид Бикчентаев предложил поставить в театре им. Камала какую-нибудь из пьес, выбрали «В ожидании Годо». Нам так понравилось работать с этим театром, что мы попросили у Фарида Рафкатовича поработать с его студентами театрального училища — занимались в 301 аудитории на третьем этаже в маленьком пространстве, очень камерном, но с профессиональным светом и прочим.

Ангелина: Там проходили репетиции спектакля «Оглянись во гневе», который должен был быть сыгран на малой сцене: классической, с четвертой стеной. В этой аудитории своя атмосфера, а на сцене потерялась магия, в законах которой создавался спектакль. Когда зашли обратно, поняли, что возможность зрительского взаимодействия с артистами, включая реквизит и свободное перемещение нам более интересны. Этот опыт помог осознать, что нам комфортно в камерном пространстве, и мы не захотели от него отказываться.

Родион: После этого возникло желание работать в таком формате, и однажды мы шли по Баумана с Ангелиной и задумались: «А давай откроем свой театр». Все было спонтанно: нашлись деньги, то есть буквально нашлись, — как бы это смешно ни звучало, заработали на дед-морозах и снегурочках. Ну и потом эта долгая история, как мы арендовали многие здания, оказывались на улице и начинали заново много раз. Даже по СМИ можно проследить, как «Театр.Акт» открывался в разных местах. Это нас меняло, добавляло опыта. Критика на фестивалях вне Казани дала понять, что движемся в правильном направлении.

Перемены в репертуаре

Ангелина: Первый спектакль «Лысая певица» прошелся по всем площадкам, где базировался наш театр. Конечно, всякий раз он менялся, и каждая постановка принципиально отличается от другой, начиная с режиссуры. Мы играли «Певицу» на Баумана и в Доме актера среди зрителей с трех сторон, в Театре на Булаке с четвертой стеной — все время она была разной. Одно из изменений внес Александр Вислов (театральный критик — прим. Enter) во время II Международного театрального фестиваля-лаборатории спектаклей малых форм «CHELоВЕК ТЕАТРА» в Челябинске: он дал нам много дельных советов, в частности, по музыкальному оформлению и костюмам. Мы начали с этих изменений, но так вошли во вкус, что в результате спектакль получился в духе минимализма и у спектакля даже поменялся жанр. Прежняя буффонада стала строже, появились классические костюмы и музыка, из декораций остались лишь диваны

Родион: Я сейчас понимаю, что в этом спектакле много смысла, именно в нем мы впервые играли плечом к плечу со зрителями. Это лабораторная работа, классика театра абсурда, антитеатр, где ничего не происходит. Там нелинейный сюжет, однако на постановку ходили, у кого-то она осталась самой любимой. «Лысая певица» скоро уйдет, отыграем еще два-три раза, потому что надо обновлять репертуар. У нас есть «Солнечная линия», где мы сознательно использовали некоторые приемы, понимая, что «Лысая певица» исчезнет. Новый спектакль гораздо глубже и шире, в нем есть развертывание сюжета, больше смысла и созвучности с сегодняшним днем.

Ангелина: Да и мы поменялись. «Певица» была чем-то вроде эксперимента, но у нас сложилась репертуарная политика — показать театр с разных сторон, разных жанров.

Родион: Это как со старой одеждой: может и вспомним спектакль через 10 лет, но на данный момент понимаем, что его надо отложить. С «Антигоной» похожая история: не играем ее уже три года, и все спрашивают, где она. Если спектакль вернется, он будет воссоздан в ином режиссерском ключе.

Ангелина: Кто знает, может с «Лысой певицей» случится то же самое.

Родион: После «Солнечной линии» в планах выпустить премьеру спектакля «Говорит Москва» по пьесе Юлии Поспеловой, там будут играть Ангелина Мигранова и Валерия Сабирова. Читка прошла год назад на конкурсе «Ремарка» в Качаловском театре: нужно было сделать две монопьесы, одна из них вот эта. Но в «Театре.Акт» нет таких технических возможностей, как в театре Качалова, поэтому мы немного переделываем спектакль под формат. Будет 10-15 зрителей и большой стальной куб.

Ангелина: Это пьеса о дочке Сталина на основе дневников Светланы Аллилуевой: не только о ней, но и в целом о времени, детстве, эпохе, об отце.

Родион: Мы хотим больше говорить о детстве, так как в этом возрасте зарождаются раны. Интересно говорить именно на эту тему; не о политике, а о человеке. Есть еще одна пьеса в планах, но мы пока не будем раскрывать информацию: скажем только, что там играет Роман Ерыгин.

Отношения с Иваном Вырыпаевым

Ангелина: С Иваном Вырыпаевым мы встретились случайно. В 2013 году наш театр оказался на улице, мы начали работу над спектаклем «Однажды мы все будем счастливы», еще даже без помещения. Тогда случился полугодовой период, когда все было плохо, а в таких случаях нужно просто что-то делать. Репетировали в гримерке ТЮЗа, приводили знакомых по одному-два человека. В целом не знали, как играть, и я для воплощения спектакля долго делала рисунки, разрабатывала образы. Потом в ходе репетиций поняли, что главное — это присутствие человека на сцене, человек должен произносить текст от себя и о себе в рамках предложенных обстоятельств. Этот способ существования потом везде присутствовал.

Родион: После этого мы натолкнулись на лекции Вырыпаева, где он рассказывает об актерском мастерстве, режиссуре: о том, что прежде всего на сцену выходит человек. Услышали это и подумали, что Вырыпаев очень близок нам по духу.

Ангелина: Стали больше читать его пьесы, глубоко в него ушли. Вырыпаев начал нас менять благодаря интегральности, буддизму, концепции принятия в пьесах, он и литературу советовал при личной встрече.

Родион: Нам очень нравится произносить его текст. Когда играешь спектакли Вырыпаева, становится хорошо. Сейчас, конечно, понимаем, что его слишком много стало, и стараемся немного отойти. Но он остается нашим мастером по жизни. Также близки Някрошюс, Карбаускис, Тарковский, просто впадаем в определенные периоды, интервью читаем, смотрим спектакли. В последнее время ближе Крымов.

Секрет спектакля «Летние осы кусают нас даже в ноябре»

Ангелина: В одном интервью Вырыпаев сказал, что в «Летних осах» есть секрет, и мы очень долго старались его разгадать. Пьеса сложно ставилась: два пласта, игра в игре, и когда вдруг герои начинают произносить философские монологи, непонятно, что это за личность. Сам Вырыпаев прописал, что персонажи называют себя вымышленными именами, они в пьесе обозначены по-другому. Мы понимаем, что это театр в театре, само собой, но стали копать дальше и дошли даже до аллегории осы-осетины. Сложили всю эту историю, потом встретились с Вырыпаевым, представили свою сложную длинную версию, он с интересом выслушал, а потом говорит: «Герои называют себя вымышленными именами, то есть театр в театре». И мы тогда удивились, как все просто. Зато благодаря секрету копнули совсем в недры, и нам это помогло.

Родион: У каждого человека в процессе игры рождается исповедь; игра — лишь повод, чтобы встретиться, начать.

Ангелина: В пьесе есть свой код, и когда мы ездили год назад на I Международный фестиваль камерных театров «ОКНА» в Новокузнецке, Павел Руднев, известный критик, сказал, что у нас тоже существует свой код-секрет. Это спектакль, после которого хочется долго молчать, думать.

Родион: Какие-то свои правила игры должны быть в каждой постановке. Есть спектакли, в которых не стоит стараться отвечать на заданный вопрос, потому что если ответишь, постановка умрет. Суть зритель должен почувствовать сам.

Выход из игры

Родион: В нашем театре есть разные роли, но я не сказал бы, что мы к ним обстоятельно готовимся.

Ангелина: Лично у меня есть один сложный спектакль — «Королева красоты». На эту атмосферу нужно настраиваться, я готовлю себя за несколько дней. Там еще и момент выхода достаточно серьезный: слава богу, персонаж — не я, иначе было бы ужасно. А в остальных спектаклях и так заложен вход и выход.

Родион: Зато мы после спектакля не можем просто взять и заснуть. Хочется его обсуждать, потому что тебя переполняет адреналин. Но таких ритуалов, чтобы специально в душе роль смывать, в зеркальце посмотреть, у нас нет. По крайней мере на Вырыпаеве.

Ангелина: В «Солнечной линии» происходят бесконечные выходы, какие-то фракталы открываются. Но там приходится мыться, потому что грязь на сцене присутствует. А после «Королевы» мы говорили с фотографом, который снимал спектакль и рассказал, что даже в процессе общения сами мы появились не сразу, только минут через 20. До этого были герои.

Актерская работа и усталость

Родион: К нам приходят те люди, которые верят в нас и хотят работать. После каждого спектакля есть обсуждения, это может быть пять минут, час, и тут раскрывается работоспособность и желание. Иногда встречаются уставшие артисты, которым ничего не надо. А мы любим корректировать, менять. Нет такого, чтобы забили гвоздями и отправили. Главное, что может хоть как-то отразить квалификацию актера, это его беспокойство и желание постоянно развиваться.

Ангелина: В актерской профессии ты как на велосипеде: крутишь педали, а если отпускаешь их, сразу падаешь. Мы тоже иногда устаем, когда постоянно переживаем, меняем, отрабатываем, репетируем, но корректировать нужно, потому что изменяемся и мы. Хочется, чтобы люди так же фанатели от театра. Если актеры не горят, возникает непонимание и все само собой расходится.

Родион: Понятно, что театр — не главное в жизни, но для нас это ее смысл.

Ангелина: Даже с друзьями и родными все время говорим о театре; просят отдохнуть, а мы не можем, потому что он везде. В этом есть и минусы: когда театр — жизнь, а ты выпустил провальный спектакль, становится очень плохо. И слезы не помогают, но три дня можем помучиться и идем дальше.

Родион: Мы пока не устали. Если вдруг это произойдет, честно скажем: «Мы устали от театра», — ведь лучше этим совсем не заниматься, дать дорогу тем, кто делом горит. Самое страшное — быть балластом.

Ангелина: Поскольку мы живем благодаря зрителю, нас это все время держит. В каждом спектакле все зависит только от нас: сегодня не выложился и все. Еще нас мотивирует местоположение: если раньше мы были в центре, то теперь на Адмиралтейской без ремонта остается только спектакль, который возвращает зрителей.

Родион: Плюс есть ответственность, гордость — для нас как художников сейчас это «Солнечная линия». Этот спектакль открыл новую черту в нашем театре, потому что раньше мы думали, что уже достигли пика. Там вроде ничего такого нет, но…

Ангелина: Это самая сложная пьеса для нас, там самые сложные роли.

Родион: Мы сейчас к себе относимся очень скептически, но все равно очень горды, что выпустили спектакль и играем его. Он может нравиться и не нравиться, но по самоощущениям мы молодцы, хотя и не всем довольны. Спектакль еще молодой, сыграли всего 10 раз, будем играть еще в сентябре, октябре. Он должен сформироваться.

Ангелина: Показывать «Солнечную линию» вместе с другими спектаклями физически сложно: на сцене много песка, тяжелый реквизит, который проблематично убирать. Но мы будем вводить спектакль в репертуар, назначать себе день в месяце и производить это все. Будет весело, но пока все эти силы хочется положить на то, чтобы обыгрывать постановку, а не приносить и уносить песок.

Многозадачность режиссеров

Ангелина: Декорации мы придумываем вместе, что-то делаем сами: в «Осах», например, своими силами создали конструктор.

Родион: Иногда нам помогают друзья или зрители, как в «Солнечной линии», там, например, была задействована студия художественного металла Iron Master. В «Иллюзиях» зритель сконструировал для нас беседку. К помощи декораторов не прибегаем сознательно, потому что того требует сам процесс создания спектакля. Самый первый вопрос — художественное решение, их бывает по десять на спектакль, и они отживают поочередно.

Родион: Важно, чтобы было место пустоте.

Ангелина: Много споров идет о нас. Сначала сказали: «Не может быть два режиссера, определитесь». Когда отстали от этого момента, стали утверждать, что не может режиссер и ставить, и играть, тем более еще и придумывать это все. Мы три года назад были в лаборатории Юрия Альшица из Германии, и он сказал, что режиссер будущего занимается всем. В ГИТИСе режиссеров, художников и актеров уже учат на одном курсе, поэтому будущий режиссер — интегральная фигура, знающая все.

Родион: Понятно, что людей может смущать повтор фамилий во всех афишах, но если это так, то пускай не ходит. Публика привыкла к канонам и рамкам, но время сейчас другое, и это даже не концепция, а просто наши придумки.

Особенности казанского зрителя

Ангелина: К нам ходит очень разная аудитория. «Иллюзии» привлекли возрастную публику, там бабушки-дедушки 60-70 лет, причем один зритель может привести всех остальных; «Осы» — 35-40 лет. Само собой, аудитория неоднородная, но есть какие-то возрастные предпочтения. Еще иногда приходят те, кто говорит, что мы не театр, потому что у нас должны быть бархаты-канделябры. Люди, приходящие на спектакль как к телевизору, постепенно отсеиваются. И есть еще те, которым мы открываем театр, они впервые становятся зрителями.

Родион: Мы с другими театрами делаем одно дело, находимся в одном городе, и наш зритель, как правило, интересующийся.

Ангелина: В Казани неоднозначный зритель. В Новокузнецке, например, есть целый культ театра, хотя он у них один, драматический. И там публика всегда встает, благодарит. Это может и разбаловать, ты можешь перестать понимать, хороший это спектакль или нет. Но видно, что на Урале готовы говорить спасибо за эксперименты, там очень контактные люди.

Родион: У нас хоть и мало камерных театров, но есть впечатление, что зритель насмотренный, предубежденный. Спрашиваешь у иного: любишь театр? «Нет, не люблю». А был? «Не был». Но ты сходи! Театры же бывают разные, надо совершить работу и познакомиться со всем. В этом плане есть какая-то шаблонность.

Ангелина: С появлением «Угла», «Сдвига», «Театра на Булаке» зрители немного расшевелились. Помню, мы играли первую сказку 7 января, и там театр открылся при десяти зрителях всего.

Родион: За последнее время ситуация поменялась в лучшую сторону, и это здорово. Зритель начал работать, сравнивать и вообще чего-то хотеть.

Ангелина: Казанский зритель очень сложно идет на контакт, кто-то приходит и просто высматривает: «Ну, и чем удивлять будете». Но вся эта история работает в независимых театрах, есть к ним недоверие. В Москве и Европе ценят, что есть не театральное пространство — до наших это еще дойдет лет через N-дцать, когда они скажут, что хочется чего-то другого. Для них пока все нетеатральное плохо: если нет буфета, стен и бархатного занавеса, то здесь не может ничего серьезного случиться.

Как спектакль меняет зрителя

Родион: Зритель — он всегда умнее, потому что больше видит. Нельзя сказать, что мы его чему-то научили, скорее наоборот. Мы не задавались целью обучения. Он что видит, то пускай сам берет.

Ангелина: Мой мастер приходил на «Летние осы» — первый спектакль, который он видел в нашем исполнении. И когда действие кончилось, он был весь в слезах, сказал, что хочет прочесть этот текст, этого автора. Это дорогого стоит. А вот «Солнечная линия» — это психотерапевтическая пьеса, там шесть-семь механизмов, психологи советуют его парам, которые разведены или находятся на грани. Приходила женщина, например, которая расходилась с мужем пять раз, и так вышло на спектакле, что мы их посадили друг напротив друга. Они смотрели постановку и еще наблюдали за реакцией. И они потом прислали фото, где теперь вместе, говорили спасибо, что мы помогли в воссоединении. У нас нет цели быть докторами, просто сама пьеса привлекает свою публику.

Родион: К нам приводили ребят из адаптационного центра, и там кто-то с наркотиками столкнулся, кто-то еще с чем. На мальчиков разных возрастов спектакль «Однажды мы все будем счастливы» произвел большое впечатление. Нам важно, чтобы во всех зрителей наш спектакль попал, на все 180 градусов. У нас бывают моменты, когда нужно предупредить: например, перед спектаклем «Солнечная линия» говорим, что в пьесе присутствует ненормативная лексика, хоть и в нужных местах, и если это неприемлемо, то можно сдать билеты. Его приходили смотреть бабушки и дедушки, и мы думали, что им такое не понравится. Но они хохотали, очень драйвовыми оказались. Учат, что вот так нужно жить.

Ангелина: Иногда зрители спрашивают, можно ли прийти с ребенком. Мы не отказываем, но говорим, что тема, которая нами заложена, может не до конца до него дойти. Это не плохо, есть дети разного уровня развития, и иногда приходят понимающие.

Родион: При этом мы против запретов в смысле мата, ведь в искусстве нет границ. Ценз в наших спектаклях больше про понимание и жизненный опыт.

Ангелина: В «Солнечных линиях» сложная история: пара прожила семь лет, у них ипотека, нет ребенка, и если это будут смотреть подростки, которые только начали встречаться, то в них вряд ли эта история попадет на все сто. Говорят, что спектакль должен рождать момент творчества или хотя бы осознания, и если это произошло, цель достигнута. Человек приходит в храм, совершает ритуалы, которые должны привести к определенному контакту. В театре то же самое, только вместо ритуалов костюмы, декорации, режиссура, актерская работа — все это направлено на то, чтобы со зрителем что-то произошло.

Родион: На нас лично реакция зрителей не так сильно влияет: они могут похлопать, встать, но главное ощущение мы несем внутри. Оцениваем контакт, разговор, насколько он был приятным и полезным.

Ангелина: Наши ощущения не заглаживаются ничем: ни отзывами в соцсетях, ни личной похвалой. Это субъективное понимание того, что ты мог лучше, но не сделал. Критериев нет.

Сложные отношения с государством

Родион: 2019-й будет Годом театра, но мы не питаем особых надежд. Возможно, эта инициатива принесет больше фестивалей, приведет больше зрителей. Работа с государством у нас пока не очень складывается: иногда помогает Минкульт с доставкой реквизита на фестивали, и уже за это большое спасибо. Недавно мы подали документы на грант, и пока с этим ничего не вышло, хотя мы подошли к делу основательно. Может, оно и к лучшему. Наш театр вышел снизу, и пускай лучше так будет. По большому счету понимаешь, что хочется иногда как-то возразить системе, но останавливает энергия негатива, которая не несет пользы и радости.

Ангелина: На «Солнечную линию» мы потратили внушительную сумму, не украли эти деньги, заработали честно. Многие спрашивают: «Почему вы так долго ставите спектакли? Что, нельзя быстро отрепетировать и выпустить?» Можно, но не в нашем случае.

Родион: Это все нормально, мы к этому привыкли, нам просто нужно много работать, чтобы заработать на новый спектакль.