6 октября в рамках фестиваля Beat Weekend в «Смене» пройдет лекция Александра Горбачева — бывшего главреда «Афиши». В рамках встречи журналист объяснит публике, почему документалистика постепенно вытесняет вымысел, возможно, даже на примере истории победы Гнойного над Оксимироном (признан в России «иностранным агентом», — прим. Enter).

Enter поговорил с Александром об отличиях американского журналистского образования от российского, а также узнал о том, почему (в пропущенном фрагменте текста было указано название российского независимого медиа, признанного нежелательной организацией, — прим. Enter) в последнее время так часто пишет о рэпе и в чем меметичность Tatarka.

Beat Weekend и «Последствия медиа»

Организаторы Beat Weekend — одни из моих ближайших друзей, поэтому с фестивалем я знаком довольно давно. К тому же во время своего проживания в Америке я довольно сильно заинтересовался документальным кино — в итоге этой весной мы решили объединить усилия, и я стал куратором специальной программы на Beat Film Festival в Москве. Она называлась «Последствия медиа» и состояла из четырех фильмов про то, как журналистика и медиа в широком смысле слова влияют на нашу жизнь. А теперь вот мне предложили съездить в Казань — почему бы и нет? Тем более что выступление в жанре публичного размышления — это довольно новый для меня жанр, и это любопытно.

Я поехал учиться в Америку, как ни банально, потому что мне требовался новый вызов. Я не очень понимал, чем хочу заниматься, так как моя деятельность в «Афише» подошла, как мне тогда казалось, к логическому завершению. Мне хотелось взять перерыв, пожить не в России, поучиться чему-нибудь — и понять, что делать лучше.

Сравнивать российскую журналистику с американской — это как сравнивать блоху и слона. Не в том смысле, что блоха какая-то плохая, а слон хороший. Американская медиа-индустрия в десятки, если не в сотни раз больше российской. Она гораздо разнообразнее и гораздо старше — соответственно, там куда более разработаны и процедуры и традиции. Ну и кроме прочего — там работают законы, первая поправка и все такое.

Что же касается российского журналистского образования, то раньше я с ним сталкивался, когда имел дело с выпускниками разнообразных журфаков, которые, например, хотели работать в «Афише» или что-нибудь такое. По моим ощущениям, в России это, скорее, минус в резюме — к сожалению, у этих самых выпускников — за редкими исключениями — в головах, как правило, множество клише, а амбиции мало соответствуют профессиональным возможностям. Подавляющее большинство ведущих российских журналистов учились не на журфаках; для того, чтобы начать заниматься журналистикой, обычно достаточно толкового гуманитарного образования — впрочем, я знаю прекрасных репортеров и с техническим.

Впрочем, последние два года я и сам преподаю на журфаке — точнее, веду курс нарративной журналистики на факультете Liberal Arts в РАНХиГС. Там есть журналистская программа, созданная моим коллегой Ильей Жегулевым, и вот там мы пытаемся сделать все разумно — так, что люди сначала получают базовое гуманитарное образование, а потом начинают учиться конкретным журналистским навыкам у профессионалов. То есть это не фундаментальное, а именно что профессиональное образование, заточенное на практику и навыки — из которых и складывается журналистская деятельность, на самом деле. В Америке все было устроено примерно так же — и там как раз система журналистского образования работает: как минимум в том смысле, что в лучших изданиях страны действительно работают люди, получившие журналистское образование.

Я возглавляю отдел спецкоров «Медузы» (признана в России «иностранным агентом», — прим. Enter) и работаю из Москвы, как и все корреспонденты. Мы пишем в основном о том, что происходит в России, наши источники и истории находятся здесь — а значит, и нам самим нужно находиться здесь. Да и ездить в командировки из Москвы удобнее. В свою очередь, моя работа предполагает, что мне нужно обсуждать с людьми их тексты, смотреть им в глаза и так далее. Делать это издалека не очень продуктивно.

Мы часто пишем про русский хип-хоп, потому что он часто дает повод о себе писать. То, что это сейчас самый живой, интересный и динамичный музыкальный жанр в стране, легко доказывается хотя бы объемами гастролей рэперов и залами, которые они собирают, — не говоря уж о просмотрах на ютьюбе. Что касается текста про Фейса, то тут уж все совсем просто: человек в два с половиной раз перебил рекорд по виральности в главной музыкальной соцсети в России, «ВКонтакте». Это, безусловно, новость и феномен, заслуживающий осмысления, — даже если вы считаете, что это плохая музыка. Для издания, пишущего о культуре как важном общественном явлении, каким является «Медуза» (признана в России «иностранным агентом», — прим. Enter), было бы просто непрофессионально не обращать на это внимания.

Вообще, я занимаюсь музыкальной журналистикой в том или ином виде 15 лет и давно привык к тому, что о чем бы ты ни писал — от Фейса до, не знаю, Radiohead или композитора Элвина Люсье, — найдутся люди, которые упрекнут тебя в плохом вкусе, продажности или и в том, и в другом сразу. То, что какое-то явление вызывает раздражение, в некотором смысле подтверждает его легитимность.

Меметичность и загадка Tatarka

Tatarka — это не только про музыку, но и про меметичность, как это часто бывает в наше время. С одной стороны, здесь талантливо и четко реализован некий набор признаков, необходимый для трендовости (по звуку, по образу и так далее); то есть очевидно, что люди понимают, каким должно быть модное музыкальное видео. С другой, здесь есть некая тайна, загадка и колорит, добавочная культурная стоимость, к тому же остроумно поданная, — и поэтому это и цепляет, и заставляет себя распространять.

Переосмысление песен про тюрьму в дуэте «АИГЕЛ»

«АИГЕЛ» — просто замечательный проект. Честно скажу — я послушал альбом, когда он вышел, и как-то невнимательно; не до конца понял, в чем там смысл и ценность — и не ухватился своевременно. Сейчас-то понятно уже, что там очень точно все и по музыке, и по смыслу; то есть вся эта огромная русская традиция песен про тюрьму просто перевернута благодаря смене гендерной перспективы. Клип «Татарин» в этом смысле хорошо показывает ключевую придумку этой группы: вот эта условно блатная, тюремная культура со всей своей агрессивной энергетикой сталкивается с чем-то модным, молодежным и тоже по-своему энергичным — и это столкновение дает продуктивный художественный результат.