Шесть монологов сотрудников Театра Камала — о великих актерах, ощущении дома и грядущих переменах
Театр Камала за вековую историю сменил несколько площадок: его труппа в разные времена располагалась в Восточном клубе, в здании нынешнего Театра Тинчурина, а последние тридцать лет домом для него является здание-парус на берегу озера Кабан. Театр активно развивается и каждый год показывает грандиозные премьеры, и чтобы двигаться вперед, ему требуется расширить технические возможности.
В 2021 году в Татарстане объявили конкурс на разработку архитектурной концепции нового здания, где театр смог бы жить и развиваться. Победителей этого конкурса объявят в Казани уже 17 февраля, а пока редакция Enter записала шесть монологов работников театра, в которых попросила поделиться своими историями, взглядом на развитие театра и мнением о переезде.
Моим первым театром был оперный: лет в пять я с родителями ходил на балет «Шурале» Фарида Яруллина. Не знаю, почему меня взяли с собой — может, оставить не с кем было. Но я до сих пор помню, как посреди красивых декораций Шурале вылезал из дупла; помню костры на сцене; гусей, летящих по небу. И особенно хорошо помню, как я удивился, когда увидел оркестровую яму. Мне было непонятно, откуда звучит музыка, и весь спектакль я постоянно подбегал и заглядывал туда, а мама меня бесконечно уводила и сажала на место.
В Камаловском театре я оказался лет в шесть или семь — тоже с родителями, на постановке по пьесе Туфана Миннуллина «Хушыгыз». Но спектакль был «взрослым» и мне было скучновато. Затем многое мы смотрели по телевизору: канал ТНВ транслировал постановки Марселя Салимжанова, Фарида Бикчантаева и других. Мы знали всех артистов наизусть и ждали спектакль по телевизору каждую пятницу-субботу. Вообще, мои родители часто ходили в театр. Папа работал преподавателем татарского языка и литературы в школе, и его трудовой коллектив выезжал в театр несколько раз в год. Сам он прекрасно поет, рисует — в целом активный творческий человек, — и с первыми книгами и пьесами я познакомился благодаря ему. Уже в школе я стал участвовать в КВН, ходил на театральные кружки и иногда даже пародировал преподавателей, если они задерживались. Мама мне маленькому говорила, нельзя так людей изображать, неправильно. Видимо, что-то особенное в них подмечал.
Потом я запел и захотел поступать на вокальное отделение, но голос сломался и получилось так, что я попал в Казанское театральное училище, причем на первые два тура опоздал. В коридоре ко мне подошел Амир Камалиев и предложил зайти в кабинет к комиссии. Я сказал ему, что хотел поступать на актера музыкального театра, но он меня отговорил: мол, во-первых, музыкального театра в Казани нет, а во-вторых, направление пробное и неизвестно, что будет дальше. И сразу предложил пойти на его курс в татарский молодежный театр: «У нас здесь и поют, и танцуют, и играют — все вместе».
Так получилось, что через пару лет Камалиев ушел с поста главного режиссера театра. Мы остались всего с одним преподавателем, нашим мастером Ильшатом Фазиахметовым, и все перспективы рухнули. Когда молодежный театр возглавил Ренат Аюпов, все во мне вдруг остановилось, и я понял, что недоволен происходящим вокруг. Однажды прогуливаясь по улице Баумана, я увидел объявление о наборе на курс Фарида Бикчантаева, и пришел в Театр Камала прямо с улицы. Он предложил поступить к нему на режиссерский факультет, но только при условии, что я брошу училище. Я согласился, но на самом деле учился параллельно — очень уж жалко было уходить с третьего курса.
Моим дипломом стала постановка пьесы Шарифа Хусаинова «Зөбәйдә — адәм баласы», и после него меня сразу приняли в труппу Камаловского театра. Он перевернул во мне все… Здесь началась моя большая любовь к театру, литературе и всему нашему родному, татарскому; я начал лучше понимать искусство, ценить его. Когда я смотрю вокруг, то понимаю, что к этим стенам прислонялись великие актеры и режиссеры, и я тоже могу до них дотронуться…
Сейчас мы, молодые, застаем момент смены поколений. Только с уходом великих любимых людей ты понимаешь, что они были гениями, таких сейчас нет, — и это отчасти трагедия. Мы ведь совсем другие. Мне кажется, прежнее поколение совсем по-другому выглядит, иначе выражается. Я любуюсь ими, хочу быть такими, как они, и очень тоскую по ним. Всю эту обстановку нагнетает пандемия; в зале разрешили занимать только 50% посадочных мест, и на этом фоне перенос театра воспринимается мной очень остро.
Иногда, когда еду на работу, смотрю в окно и мне кажется, что сначала на этом месте появился театр, а уже вокруг него строился город. В нем все родное, и я постараюсь забрать с собой все возможное. Но получится ли — не знаю. Наверное, я просто не представляю Камаловский театр по-другому. Когда говоришь о нем, перед глазами возникает именно здание, а не Галиасгар Камал в тюбетейке. Для меня это здание — дом: первые шаги, первая любовь, выход на сцену с великими актерами… И если мы съезжаем, наверное, так надо, так и должно быть. Самое главное, к нам проявляют внимание со стороны правительства Республики Татарстан, и за это хочется сказать спасибо.
Я практически родилась в театре. Оба моих родителя учились в Казанском театральном училище и работали в Альметьевском драматическом театре. Моя мама до сих пор работает там, она народная артистка Татарстана, а папа — заслуженный артист. Сама я выходила на сцену с трех лет, а в 12 лет получила первую роль в серьезном спектакле, который показывали в Театре Камала, когда мы приезжали с гастролями. С тех самых пор я считаю его одним из своих домов.
В 2004 году Фарид Бикчантаев набирал курс и искал людей по всему Татарстану. Я прошла экзамены, выучилась и после учебы попала в труппу. Моим первым спектаклем в 17 лет был «Талак, талак!» — «Развод по-татарски». Мне дали большую роль, это было очень ответственно.
Помимо актерской работы я вышиваю и вяжу. В «Зәңгәр шәл» — единственном спектакле, в котором играет вся труппа, — много моих работ: фартуки, платочки, ткани. В «Шали» я исполняю роль сестры главного героя, Зухры. Она очень смелая, в чем-то даже революционерка: может идти против мужчины, подраться, и совсем не боится сказать свое слово. И в последнем я, наверное, похожа на нее.
Для меня Театр Камала — дух татарской культуры, этот неуловимый моң. Его создает все вокруг: атмосфера, сцена, люди… Я только недавно начала чувствовать, насколько важны поколения, которые были до нас. Здесь играли великие актеры, было много слез и радости, и все это в совокупности создает особую энергетику здания, поэтому мне сложно представить переезд. Когда я впервые услышала эту новость, то подумала: «Как же все бросить и уйти?» Это было шоком для меня, и сейчас я только смиряюсь с этой идеей, ведь все в жизни меняется, и мы ничего не можем с этим поделать. Пока я испытываю отрицание, и наверное, это правильное чувство.
Когда конкурс только объявили, я просмотрела всех участников, и некоторые их работы показались мне невероятно грандиозными. Как всегда, видя необъятное и крутое, думаешь: «Ну нет, ну не может быть!» Все выглядит настолько масштабно и потрясающе, что мне не верится, что все будет так круто… Всякие сомнения возникают сами собой. Но на самом деле я готова к переменам, хочу их и надеюсь, они будут суперклассными.
Мне хотелось бы, чтобы новое здание помимо новшеств уважало и сохраняло традиции поколений. Чтобы мы могли тихонько и осторожно перенести нашу культуру, как переносят хрупкое растение — с корнями, так, чтобы оно правильно проросло. И в то же время я всегда была за пространства, в которых можно попробовать что-то новое: пригласить новых людей, хореографов, вокалистов, обустроить площадки с разными возможностями реализации искусства. И конечно, нужно пространство для молодежи, где она сможет наслаждаться искусством. Я изучаю театры в Америке и Великобритании и знаю, что там есть отдельные места для отдыха и познания, где человек просто проводит время и вдруг в нем зарождается любопытство. Хочется, чтобы театр перестал быть навязанным. Знаете, бывает, школьникам приносят билеты и говорят: «Мы пойдем в театр». А я хочу, чтобы дети сами подходили к родителям и проявляли свое желание.
Я родилась в большой семье, нас было десять человек и жили мы в сложном положении, как и многие в те времена. Помню, садились вместе покушать и всей семьей пели, а все соседи говорили: «Ну, в артисты пойдут». Артистки как таковой из меня не случилось: я пошла на завод, была секретарем начальника. А потом в один момент, знаете… Захотелось в театр! Сначала пошла в оперный, спросила, нужен ли им кто-нибудь. Мне ответили: «Художник-гример», — я говорю: «А можно я буду?» Так меня и взяли.
Там я проработала четыре года и мне очень понравилось. Потом у меня родился ребеночек, и я ушла, думая, что больше не вернусь. Но меня по-прежнему тянуло к театру, и когда я пришла туда снова, вся труппа оказалась на гастролях в Кисловодске. И однажды я проходила мимо старого здания Камаловского театра, тогда еще на улице Горького (сейчас в нем находится Театр Тинчурина, — прим. Enter), и повстречала знакомого из оперного. Рассказала ему, что хочу вернуться, а он ответил, что теперь работает в этом театре и предложил прийти на следующий день. Я пришла, посмотрела вокруг и просто влюбилась! Меня подкупила внутренняя красота людей, чистота их души. Знаете, они даже на гастролях могут сказать любому: «Ты поел?», — вот эта забота многого стоит. Все артисты театра играли от души, я выходила из гримерной посмотреть на них. Вот актриса играет бабушку, да так играет! Хочешь не хочешь, а заплачешь!
Раньше я удивлялась, почему люди не хотят уходить из театра: мол, хватит им уже. Нет! Я только сейчас стала понимать, что бывает, когда душа к этому тянется, любишь свою работу, да так, что с сердцем беда — просто не можешь оставить и забыть. Часто общалась с абиками (так называют бабушек-татарок, — прим. Enter) у входа, и они говорили, что очень любили этот театр прежде, а сейчас ходить на спектакли им трудно. Я уговорила мужа привезти одну из них на «Бабайлар чуагы», и так она там смеялась, так благодарила меня! Я была счастлива до небес, что сделала одному человеку приятное. Мой муж все смеется: «У тебя, по-моему, до сих пор детство не закончилось».
Театр — великое дело, и до сих пор могу только сказать одно: это или дано, или не дано. Раз душа лежит, ты будешь все выполнять, и тебе не будет трудно. Театр и создан для того, чтобы в нем мог работать не каждый. Однажды я уйду, но буду всегда болеть за Театр Камала — он достойный, здесь хороший руководитель, режиссеры, актеры. Нет у них мании величия, когда не знаешь, как подступиться. Меня привлекает, что можно разговаривать на равных, и этой доброжелательностью Театр Камала отличается от всех других. Поэтому я считаю, что сюда будут ходить всегда, и подрастающее поколение, и молодежь, и взрослые. Не любить его невозможно.
Когда мы работали в здании нынешнего Театра Тинчурина, я ходила по нему и трепетала, мне никак не давала покоя его люстра. Спектакль уже кончился, муж ждал, а я все ходила и смотрела: как же все красиво смотрится даже без зрителей. В здании на улице Татарстан тоже все было прекрасно, и здесь уже прожита своя жизнь. Но я все равно считаю, что новое здание — это здорово, и обновления нужно только приветствовать. Хорошо, если здание будет светлое, в нем появятся комнаты гигиены, комнаты отдыха, где можно собираться, новые планы строить. Но и это здание никогда не забудется, ведь здесь наше сердце.
В деревне, где я выросла, не было театра. В редкие дни, когда к нам приезжали концертные бригады, я смотрела на них большим удовольствием — тянулась к искусству с малых лет. Чаще всего мы слушали радиоспектакли с участием знаменитых актеров, которых позже я узнала лично. Они были замечательными, талантливыми, отдавали театру всю свою жизнь, были преданы ему.
Мое знакомство с Театром Камала не было случайным. Я впервые пришла на спектакль, учась в восьмом классе, и мне так понравилось, что я решилась написать письмо молодому актеру Халиму Залялову: «Халим абый, как восхитительно вы играли!» Мне было всего 15 лет, и я обращалась к нему, как к старшему брату. Так случилась моя первая любовь к театру.
Позже я поступила в театральное училище на первый курс Марселя Салимжанова и успешно его окончила. Салимжанов был прекрасным педагогом, мы ни на секунду не отвлекались на его занятиях, и его талантливый взгляд на все передался ученикам. В училище же мы познакомились с будущим мужем, и на последнем курсе у нас родилась дочь, так что у нас театральная семья.
После дипломных спектаклей Марсель абый оставил нас в труппе Театра Камала. Но в работе были свои нюансы, и через полгода мужу пришлось уйти, а после рождения второго ребенка ушла и я. Моя карьера актрисы в тот момент закончилась, я пробовала разные работы, но найти подходящую, да так, чтобы вечера оставались свободными, с моей профессией было очень трудно. Когда младшей было три года, меня снова позвали в театр на место помощника режиссера. Салимжанов позволял мне играть небольшие роли, когда нужно было заменить актрис. Говорил: «У тебя роль на слуху, кроме тебя так никто не сыграет».
Конечно, на помощника режиссера не учатся, им только становятся. Большая любовь к театру еще ни о чем не говорит, ведь театр может не любить тебя, потому что приживаться на этой площадке в большом, сильном коллективе довольно тяжело, но работа мне очень понравилась. Конечно, ты не свободна, отдаешь очень много сил и времени репетициям и спектаклям, несешь ответственность за все цеха, свет и звук. Трудность была еще и в том, что старое здание на улице Горького было плохо оборудовано и само по себе было меньше. Зато там у нас был настоящий театр, и после него здание на ул. Татарстан казалось дворцом культуры.
Переезжать было тяжело. В новом здании у нас состоялся вечер, на котором в торжественной обстановке мы прикрепили к новой сцене фрагментик деревянного пола из старого здания, чтобы дух оттуда переехал вместе с нами. Первое время было непривычно: отличалось и расстояние от зрителя, и технические возможности. Помнится, нам сделали управление супер-занавесом через компьютер, и на спектакле «Зәңгәр шәл» он все никак не поднимался: актрисе пришлось очень долго ходить за ним и петь, пока мы перезагружали систему.
Сейчас у нас все автоматизировано — и занавес, и круг, — но все равно с технической стороны очень много недостатков. Хочется, чтобы в новом здании они устранились и все работало безошибочно. Чтобы был профессиональный пульт помощника режиссера, как в московских театрах; чтобы было укромное место для быстрого переодевания актеров, а закулисный буфет был побольше и мы могли отмечать в нем праздники и дни рождения. А наши художники-оформители могли бы работать без перестановок и прочувствовать глубину сцены, и спектакли становились бы зрелищнее. Однажды я видела в театре Моссовета спектакль, где на сцене возникал корабль, и тут же перед ним — вода! Такое очень впечатляет. Все-таки современный мир другой, зрители другие, мир меняется, и для блага театра все должно быть на своем месте.
В новом здании первым спектаклем должна быть, естественно, «Зәңгәр шәл». Может, в нем и не самая сложная драматургия, но есть дух театра. Это наша национальная мелодрама, там и фольклорная составляющая, и традиционные костюмы, юмор, музыка… Все это, конечно, захватывает и должно переехать на новую сцену.
Я терпеть не мог школу и после восьмого класса побежал подавать документы в театральное училище. Его директор, Арнольд Львович Шапиро, посмотрел на меня и спросил: «А вы, молодой человек, что здесь делаете? В этом году набор в русскую группу. Вы давно на себя в зеркало смотрели? В русском театре вы кого хотите играть: Иванушку-дурачка? Или, может быть, Царевича? Приходите через год». И видно так было прописано на небесах, в следующем году я попал на курс к Марселю Салимжанову. Наш курс вели легендарные актеры и режиссеры, а после училища мы пришли в театр. Я словно попал в свою струю! Не зажимался, не стеснялся, нутром чувствовал, что мы все одной крови. Что бы мне ни говорили, я все исполнял, и испытывал невероятный кайф!
Искусство, театр, литература, музыка — это обязательные условия развития человека как личности. Они облагораживают, очищает наши души, заставляют задуматься над устройством общества. Говорят еще, театр должен воспитывать. Ну а как он будет воспитывать взрослого человека? Он ведь уже состоялся как личность. Театр лишь берет ситуацию из жизни, показывает со сцены и заставляет задуматься над человеческими мотивами. Ценность нашего бытия находится в искусстве!
Я в театре более 50 лет, и сложно ответить, какая у меня любимая роль. Есть роли, которые остаются в памяти, но всех не перечислишь. Особенно дороги мне роли в спектаклях, пьесы к которым написал Туфан Миннуллин. Он удивительно чувствовал национальное сознание, и в своей литературе рождал неповторимых персонажей. Речь его героев всегда проста и понятна, хотя говорят они о сложном. Такая свободная, что раз прочитал и навсегда остается в памяти, и тексты не нужно заучивать.
Еще учащимися в театре на улице Горького мы увидели, как играет старая гвардия татарского театра: Ильская, Уразиков, Халитов, — и сами окунулись в это дело. Какое счастье прийти в такой театр в нужное время! Когда я немного встал на ноги, Салимжанов привлек меня к педагогике, и вот уже 46 лет в театральном училище я веду свои курсы. Не все идут в актеры: с каждого курса набирается пять-шесть человек, и теперь они уже имеют звания народных артистов и отмечают юбилеи на сцене. Когда видишь результаты своего труда — и снова повторю, это счастье. Здесь же я нашел свое счастье, мою жену Алсу Гайнуллину, народную артистку РФ, лаурета Государственной премии России за исполнение роли Ларисы в «Бесприданнице» Островского. Татарка в русской пьесе! Такие вещи с бухты-барахты не бывают. И сын наш тоже пошел в театр, он неплохой актер, от этого я тоже испытываю счастье.
20 лет наша труппа работала в здании на улице Горького, и окончания строительства театра на улице Татарстан мы ждали 16 лет. Прежде на его месте был скверик с кафе-стекляшкой по центру, куда после занятий в училище мы приходили попить чайку, полюбоваться Кабаном и последить за изыскательными работами. Мечтали: придется ли нам работать в новом театре? Но за годы мы так привыкли к прежнему зданию, что породнились с ним.
В момент нам объявили: «Переезжаем», — и появилось двоякое ощущение. С одной стороны, грусть со слезами на глазах, ведь мы многому научились именно в прежнем здании, но в то же время мы были в радостном ожидании будущего, ведь мы переезжали в современный театр с огромной сценой и залом, с зимним садом, с душевой в каждой гримерке. Когда здание только сдали, объявлялись субботники, и мы ходили на них все без исключения, лишь бы посмотреть, а ночью еще записывались в добровольцы и охраняли его, помогая единственному вахтеру.
Мы, конечно, привыкли к театру на улице Татарстан, но у него есть своя специфика. Вдруг у актеров стала сохнуть носоглотка; стали разбираться, в чем дело, и выяснили, что здание построено из бетона, а он высасывает влагу. Потом и из зала пошли претензии: зрители на последних рядах балкона стали жаловаться, что актеров не слышно, и для них нужно было усиливать голос, а на первых рядах жаловались, что мы орем. Поэтому новое здание нам нужно.
Прогресс ушел далеко вперед, появились другие выразительные средства, другая техника. Жизнь не стоит на месте, и не хотелось бы остаться на ее задворках. Но в моей фантазии драматический театр не должен быть огромным. Он должен быть камерным, чтобы зритель чувствовал актера, ощущал дыхание, слышал шепот. По моему мнению, театр должен быть близким.
Моя работа в Театре Камала началась в 1957 году. Тогда мы, первокурсники из татарской студи Щепкинского училища в период декад национального искусства в Москве участвовали в массовке спектакля «Зәңгәр шәл». Сейчас, сыграв в нем почти все роли, я снова появляюсь в общей сцене.
Учеба в Москве для меня была самым запоминающимся периодом. Это было время высочайших достижений в театральном искусстве — на декадах показывали всех самых сильных и талантливых. Я видел французских, английских, немецких, итальянских и испанских актеров, смотрел, как они играют, какая у них школа. Затем видел грузинских, армянских, украинских, а уже потом, конечно, и наших. Мне запомнилась игра актеров татарского театра, и это чувство невероятной глубины сохранилось у меня внутри на всю жизнь. Они проявляли высшее мастерство, талант духа, чего человек достигает редко. Я был сильно потрясен уровнем татарского театра: все билеты на его спектакль были проданы, и люди начали громить окна и двери, чтобы только увидеть его. Настолько он был велик! Образованные московские критики относились к татарскому театру с уважением, всегда сравнивали нас с русскими и говорили, что таких актеров, как у нас, больше нет.
В здание театра на улице Горького мы, бывшие студенты, приехали в 1961 году, снова участвовали в массовках, и только потом получали первые роли. Моей была роль башкирского парня в спектакле «Без аерылышмабыз». Я, будучи татарином, старался сыграть настоящего башкира, а между этими народами есть большая внутренняя разница. Тут как хочешь, так перевоплощайся! Время на подготовку всегда зависит от спектакля, роли и режиссера. Как режиссер решит, так и будет, сие от нас не зависит. Актер как собака: сказали бегать — бежит, прыгать — прыгает.
Мне никогда не давали играть положительных героев, которых любят зрители. Обычно доставались несчастные молодые люди с трагической судьбой, а в 25 лет я сразу перешел на стариков. Я играл в «Юлдан язган», «Фаҗигале юлда» и «Айдын», и все мои герои были отрицательными в глубоком смысле слова. От этих ролей зритель мог получить человеческое потрясение, но я не представляю, как зритель мог полюбить меня за них.
Теперь же я очень горжусь молодыми актерами: в нынешних условиях работать сложно, и чтобы настолько отдаваться театру, надо очень сильно любить свой народ и искусство. Они здесь и день и ночь, и я рад, что в новом поколении есть такие люди.
Пока трудно представить переезд театра в новое здание. Впрочем, вряд ли его увижу, но дай бог увидит наша молодежь. Если строить татарский театр, то нужно иметь в виду ответственность за эту работу. Это здание должно быть образцовым для миллионов татар и демонстрировать, каким должен быть татарский театр снаружи, а главное — изнутри. Все новое должно выстраиваться в своей новой эстетике, но не нарушая глубины. Без нее людям уже будет неинтересно, ведь театр как зеркало должен отражать народ.
Фото: Даниил Шведов
Благодарим Театр Камала, creeptone media и фонд «Институт развития городов Республики Татарстан» за помощь в подготовке материала
все материалы