Шесть монологов сотрудников Театра Камала — о великих актерах, ощущении дома и грядущих переменах


Театр Камала за вековую историю сменил несколько площадок: его труппа в разные времена располагалась в Восточном клубе, в здании нынешнего Театра Тинчурина, а последние тридцать лет домом для него является здание-парус на берегу озера Кабан. Театр активно развивается и каждый год показывает грандиозные премьеры, и чтобы двигаться вперед, ему требуется расширить технические возможности.

В 2021 году в Татарстане объявили конкурс на разработку архитектурной концепции нового здания, где театр смог бы жить и развиваться. Победителей этого конкурса объявят в Казани уже 17 февраля, а пока редакция Enter записала шесть монологов работников театра, в которых попросила поделиться своими историями, взглядом на развитие театра и мнением о переезде.


Эмиль Талипов

Заслуженный артист РТ

Моим первым театром был оперный: лет в пять я с родителями ходил на балет «Шурале» Фарида Яруллина. Не знаю, почему меня взяли с собой — может, оставить не с кем было. Но я до сих пор помню, как посреди красивых декораций Шурале вылезал из дупла; помню костры на сцене; гусей, летящих по небу. И особенно хорошо помню, как я удивился, когда увидел оркестровую яму. Мне было непонятно, откуда звучит музыка, и весь спектакль я постоянно подбегал и заглядывал туда, а мама меня бесконечно уводила и сажала на место.

В Камаловском театре я оказался лет в шесть или семь — тоже с родителями, на постановке по пьесе Туфана Миннуллина «Хушыгыз». Но спектакль был «взрослым» и мне было скучновато. Затем многое мы смотрели по телевизору: канал ТНВ транслировал постановки Марселя Салимжанова, Фарида Бикчантаева и других. Мы знали всех артистов наизусть и ждали спектакль по телевизору каждую пятницу-субботу. Вообще, мои родители часто ходили в театр. Папа работал преподавателем татарского языка и литературы в школе, и его трудовой коллектив выезжал в театр несколько раз в год. Сам он прекрасно поет, рисует — в целом активный творческий человек, — и с первыми книгами и пьесами я познакомился благодаря ему. Уже в школе я стал участвовать в КВН, ходил на театральные кружки и иногда даже пародировал преподавателей, если они задерживались. Мама мне маленькому говорила, нельзя так людей изображать, неправильно. Видимо, что-то особенное в них подмечал.

Потом я запел и захотел поступать на вокальное отделение, но голос сломался и получилось так, что я попал в Казанское театральное училище, причем на первые два тура опоздал. В коридоре ко мне подошел Амир Камалиев и предложил зайти в кабинет к комиссии. Я сказал ему, что хотел поступать на актера музыкального театра, но он меня отговорил: мол, во-первых, музыкального театра в Казани нет, а во-вторых, направление пробное и неизвестно, что будет дальше. И сразу предложил пойти на его курс в татарский молодежный театр: «У нас здесь и поют, и танцуют, и играют — все вместе».

Так получилось, что через пару лет Камалиев ушел с поста главного режиссера театра. Мы остались всего с одним преподавателем, нашим мастером Ильшатом Фазиахметовым, и все перспективы рухнули. Когда молодежный театр возглавил Ренат Аюпов, все во мне вдруг остановилось, и я понял, что недоволен происходящим вокруг. Однажды прогуливаясь по улице Баумана, я увидел объявление о наборе на курс Фарида Бикчантаева, и пришел в Театр Камала прямо с улицы. Он предложил поступить к нему на режиссерский факультет, но только при условии, что я брошу училище. Я согласился, но на самом деле учился параллельно — очень уж жалко было уходить с третьего курса.

Моим дипломом стала постановка пьесы Шарифа Хусаинова «Зөбәйдә — адәм баласы», и после него меня сразу приняли в труппу Камаловского театра. Он перевернул во мне все… Здесь началась моя большая любовь к театру, литературе и всему нашему родному, татарскому; я начал лучше понимать искусство, ценить его. Когда я смотрю вокруг, то понимаю, что к этим стенам прислонялись великие актеры и режиссеры, и я тоже могу до них дотронуться…

Сейчас мы, молодые, застаем момент смены поколений. Только с уходом великих любимых людей ты понимаешь, что они были гениями, таких сейчас нет, — и это отчасти трагедия. Мы ведь совсем другие. Мне кажется, прежнее поколение совсем по-другому выглядит, иначе выражается. Я любуюсь ими, хочу быть такими, как они, и очень тоскую по ним. Всю эту обстановку нагнетает пандемия; в зале разрешили занимать только 50% посадочных мест, и на этом фоне перенос театра воспринимается мной очень остро.

Иногда, когда еду на работу, смотрю в окно и мне кажется, что сначала на этом месте появился театр, а уже вокруг него строился город. В нем все родное, и я постараюсь забрать с собой все возможное. Но получится ли — не знаю. Наверное, я просто не представляю Камаловский театр по-другому. Когда говоришь о нем, перед глазами возникает именно здание, а не Галиасгар Камал в тюбетейке. Для меня это здание — дом: первые шаги, первая любовь, выход на сцену с великими актерами… И если мы съезжаем, наверное, так надо, так и должно быть. Самое главное, к нам проявляют внимание со стороны правительства Республики Татарстан, и за это хочется сказать спасибо.

Ляйсан Файзуллина

Заслуженная артистка РТ

Я практически родилась в театре. Оба моих родителя учились в Казанском театральном училище и работали в Альметьевском драматическом театре. Моя мама до сих пор работает там, она народная артистка Татарстана, а папа — заслуженный артист. Сама я выходила на сцену с трех лет, а в 12 лет получила первую роль в серьезном спектакле, который показывали в Театре Камала, когда мы приезжали с гастролями. С тех самых пор я считаю его одним из своих домов.

В 2004 году Фарид Бикчантаев набирал курс и искал людей по всему Татарстану. Я прошла экзамены, выучилась и после учебы попала в труппу. Моим первым спектаклем в 17 лет был «Талак, талак!» — «Развод по-татарски». Мне дали большую роль, это было очень ответственно.

Помимо актерской работы я вышиваю и вяжу. В «Зәңгәр шәл» — единственном спектакле, в котором играет вся труппа, — много моих работ: фартуки, платочки, ткани. В «Шали» я исполняю роль сестры главного героя, Зухры. Она очень смелая, в чем-то даже революционерка: может идти против мужчины, подраться, и совсем не боится сказать свое слово. И в последнем я, наверное, похожа на нее.

Для меня Театр Камала — дух татарской культуры, этот неуловимый моң. Его создает все вокруг: атмосфера, сцена, люди… Я только недавно начала чувствовать, насколько важны поколения, которые были до нас. Здесь играли великие актеры, было много слез и радости, и все это в совокупности создает особую энергетику здания, поэтому мне сложно представить переезд. Когда я впервые услышала эту новость, то подумала: «Как же все бросить и уйти?» Это было шоком для меня, и сейчас я только смиряюсь с этой идеей, ведь все в жизни меняется, и мы ничего не можем с этим поделать. Пока я испытываю отрицание, и наверное, это правильное чувство.

Когда конкурс только объявили, я просмотрела всех участников, и некоторые их работы показались мне невероятно грандиозными. Как всегда, видя необъятное и крутое, думаешь: «Ну нет, ну не может быть!» Все выглядит настолько масштабно и потрясающе, что мне не верится, что все будет так круто… Всякие сомнения возникают сами собой. Но на самом деле я готова к переменам, хочу их и надеюсь, они будут суперклассными.

Мне хотелось бы, чтобы новое здание помимо новшеств уважало и сохраняло традиции поколений. Чтобы мы могли тихонько и осторожно перенести нашу культуру, как переносят хрупкое растение — с корнями, так, чтобы оно правильно проросло. И в то же время я всегда была за пространства, в которых можно попробовать что-то новое: пригласить новых людей, хореографов, вокалистов, обустроить площадки с разными возможностями реализации искусства. И конечно, нужно пространство для молодежи, где она сможет наслаждаться искусством. Я изучаю театры в Америке и Великобритании и знаю, что там есть отдельные места для отдыха и познания, где человек просто проводит время и вдруг в нем зарождается любопытство. Хочется, чтобы театр перестал быть навязанным. Знаете, бывает, школьникам приносят билеты и говорят: «Мы пойдем в театр». А я хочу, чтобы дети сами подходили к родителям и проявляли свое желание.

Галина Козлова

гример

Я родилась в большой семье, нас было десять человек и жили мы в сложном положении, как и многие в те времена. Помню, садились вместе покушать и всей семьей пели, а все соседи говорили: «Ну, в артисты пойдут». Артистки как таковой из меня не случилось: я пошла на завод, была секретарем начальника. А потом в один момент, знаете… Захотелось в театр! Сначала пошла в оперный, спросила, нужен ли им кто-нибудь. Мне ответили: «Художник-гример», — я говорю: «А можно я буду?» Так меня и взяли.

Там я проработала четыре года и мне очень понравилось. Потом у меня родился ребеночек, и я ушла, думая, что больше не вернусь. Но меня по-прежнему тянуло к театру, и когда я пришла туда снова, вся труппа оказалась на гастролях в Кисловодске. И однажды я проходила мимо старого здания Камаловского театра, тогда еще на улице Горького (сейчас в нем находится Театр Тинчурина, — прим. Enter), и повстречала знакомого из оперного. Рассказала ему, что хочу вернуться, а он ответил, что теперь работает в этом театре и предложил прийти на следующий день. Я пришла, посмотрела вокруг и просто влюбилась! Меня подкупила внутренняя красота людей, чистота их души. Знаете, они даже на гастролях могут сказать любому: «Ты поел?», — вот эта забота многого стоит. Все артисты театра играли от души, я выходила из гримерной посмотреть на них. Вот актриса играет бабушку, да так играет! Хочешь не хочешь, а заплачешь!

Раньше я удивлялась, почему люди не хотят уходить из театра: мол, хватит им уже. Нет! Я только сейчас стала понимать, что бывает, когда душа к этому тянется, любишь свою работу, да так, что с сердцем беда — просто не можешь оставить и забыть. Часто общалась с абиками (так называют бабушек-татарок, — прим. Enter) у входа, и они говорили, что очень любили этот театр прежде, а сейчас ходить на спектакли им трудно. Я уговорила мужа привезти одну из них на «Бабайлар чуагы», и так она там смеялась, так благодарила меня! Я была счастлива до небес, что сделала одному человеку приятное. Мой муж все смеется: «У тебя, по-моему, до сих пор детство не закончилось».

Театр — великое дело, и до сих пор могу только сказать одно: это или дано, или не дано. Раз душа лежит, ты будешь все выполнять, и тебе не будет трудно. Театр и создан для того, чтобы в нем мог работать не каждый. Однажды я уйду, но буду всегда болеть за Театр Камала — он достойный, здесь хороший руководитель, режиссеры, актеры. Нет у них мании величия, когда не знаешь, как подступиться. Меня привлекает, что можно разговаривать на равных, и этой доброжелательностью Театр Камала отличается от всех других. Поэтому я считаю, что сюда будут ходить всегда, и подрастающее поколение, и молодежь, и взрослые. Не любить его невозможно.

Когда мы работали в здании нынешнего Театра Тинчурина, я ходила по нему и трепетала, мне никак не давала покоя его люстра. Спектакль уже кончился, муж ждал, а я все ходила и смотрела: как же все красиво смотрится даже без зрителей. В здании на улице Татарстан тоже все было прекрасно, и здесь уже прожита своя жизнь. Но я все равно считаю, что новое здание — это здорово, и обновления нужно только приветствовать. Хорошо, если здание будет светлое, в нем появятся комнаты гигиены, комнаты отдыха, где можно собираться, новые планы строить. Но и это здание никогда не забудется, ведь здесь наше сердце.

Фарида Хафизова

Помощница режиссера

В деревне, где я выросла, не было театра. В редкие дни, когда к нам приезжали концертные бригады, я смотрела на них большим удовольствием — тянулась к искусству с малых лет. Чаще всего мы слушали радиоспектакли с участием знаменитых актеров, которых позже я узнала лично. Они были замечательными, талантливыми, отдавали театру всю свою жизнь, были преданы ему.

Мое знакомство с Театром Камала не было случайным. Я впервые пришла на спектакль, учась в восьмом классе, и мне так понравилось, что я решилась написать письмо молодому актеру Халиму Залялову: «Халим абый, как восхитительно вы играли!» Мне было всего 15 лет, и я обращалась к нему, как к старшему брату. Так случилась моя первая любовь к театру.

Позже я поступила в театральное училище на первый курс Марселя Салимжанова и успешно его окончила. Салимжанов был прекрасным педагогом, мы ни на секунду не отвлекались на его занятиях, и его талантливый взгляд на все передался ученикам. В училище же мы познакомились с будущим мужем, и на последнем курсе у нас родилась дочь, так что у нас театральная семья.

После дипломных спектаклей Марсель абый оставил нас в труппе Театра Камала. Но в работе были свои нюансы, и через полгода мужу пришлось уйти, а после рождения второго ребенка ушла и я. Моя карьера актрисы в тот момент закончилась, я пробовала разные работы, но найти подходящую, да так, чтобы вечера оставались свободными, с моей профессией было очень трудно. Когда младшей было три года, меня снова позвали в театр на место помощника режиссера. Салимжанов позволял мне играть небольшие роли, когда нужно было заменить актрис. Говорил: «У тебя роль на слуху, кроме тебя так никто не сыграет».

Конечно, на помощника режиссера не учатся, им только становятся. Большая любовь к театру еще ни о чем не говорит, ведь театр может не любить тебя, потому что приживаться на этой площадке в большом, сильном коллективе довольно тяжело, но работа мне очень понравилась. Конечно, ты не свободна, отдаешь очень много сил и времени репетициям и спектаклям, несешь ответственность за все цеха, свет и звук. Трудность была еще и в том, что старое здание на улице Горького было плохо оборудовано и само по себе было меньше. Зато там у нас был настоящий театр, и после него здание на ул. Татарстан казалось дворцом культуры.

Переезжать было тяжело. В новом здании у нас состоялся вечер, на котором в торжественной обстановке мы прикрепили к новой сцене фрагментик деревянного пола из старого здания, чтобы дух оттуда переехал вместе с нами. Первое время было непривычно: отличалось и расстояние от зрителя, и технические возможности. Помнится, нам сделали управление супер-занавесом через компьютер, и на спектакле «Зәңгәр шәл» он все никак не поднимался: актрисе пришлось очень долго ходить за ним и петь, пока мы перезагружали систему.

Сейчас у нас все автоматизировано — и занавес, и круг, — но все равно с технической стороны очень много недостатков. Хочется, чтобы в новом здании они устранились и все работало безошибочно. Чтобы был профессиональный пульт помощника режиссера, как в московских театрах; чтобы было укромное место для быстрого переодевания актеров, а закулисный буфет был побольше и мы могли отмечать в нем праздники и дни рождения. А наши художники-оформители могли бы работать без перестановок и прочувствовать глубину сцены, и спектакли становились бы зрелищнее. Однажды я видела в театре Моссовета спектакль, где на сцене возникал корабль, и тут же перед ним — вода! Такое очень впечатляет. Все-таки современный мир другой, зрители другие, мир меняется, и для блага театра все должно быть на своем месте.

В новом здании первым спектаклем должна быть, естественно, «Зәңгәр шәл». Может, в нем и не самая сложная драматургия, но есть дух театра. Это наша национальная мелодрама, там и фольклорная составляющая, и традиционные костюмы, юмор, музыка… Все это, конечно, захватывает и должно переехать на новую сцену.

Ильдар Хайруллин

Заслуженный артист России

Я терпеть не мог школу и после восьмого класса побежал подавать документы в театральное училище. Его директор, Арнольд Львович Шапиро, посмотрел на меня и спросил: «А вы, молодой человек, что здесь делаете? В этом году набор в русскую группу. Вы давно на себя в зеркало смотрели? В русском театре вы кого хотите играть: Иванушку-дурачка? Или, может быть, Царевича? Приходите через год». И видно так было прописано на небесах, в следующем году я попал на курс к Марселю Салимжанову. Наш курс вели легендарные актеры и режиссеры, а после училища мы пришли в театр. Я словно попал в свою струю! Не зажимался, не стеснялся, нутром чувствовал, что мы все одной крови. Что бы мне ни говорили, я все исполнял, и испытывал невероятный кайф!

Искусство, театр, литература, музыка — это обязательные условия развития человека как личности. Они облагораживают, очищает наши души, заставляют задуматься над устройством общества. Говорят еще, театр должен воспитывать. Ну а как он будет воспитывать взрослого человека? Он ведь уже состоялся как личность. Театр лишь берет ситуацию из жизни, показывает со сцены и заставляет задуматься над человеческими мотивами. Ценность нашего бытия находится в искусстве!

Я в театре более 50 лет, и сложно ответить, какая у меня любимая роль. Есть роли, которые остаются в памяти, но всех не перечислишь. Особенно дороги мне роли в спектаклях, пьесы к которым написал Туфан Миннуллин. Он удивительно чувствовал национальное сознание, и в своей литературе рождал неповторимых персонажей. Речь его героев всегда проста и понятна, хотя говорят они о сложном. Такая свободная, что раз прочитал и навсегда остается в памяти, и тексты не нужно заучивать.

Еще учащимися в театре на улице Горького мы увидели, как играет старая гвардия татарского театра: Ильская, Уразиков, Халитов, — и сами окунулись в это дело. Какое счастье прийти в такой театр в нужное время! Когда я немного встал на ноги, Салимжанов привлек меня к педагогике, и вот уже 46 лет в театральном училище я веду свои курсы. Не все идут в актеры: с каждого курса набирается пять-шесть человек, и теперь они уже имеют звания народных артистов и отмечают юбилеи на сцене. Когда видишь результаты своего труда — и снова повторю, это счастье. Здесь же я нашел свое счастье, мою жену Алсу Гайнуллину, народную артистку РФ, лаурета Государственной премии России за исполнение роли Ларисы в «Бесприданнице» Островского. Татарка в русской пьесе! Такие вещи с бухты-барахты не бывают. И сын наш тоже пошел в театр, он неплохой актер, от этого я тоже испытываю счастье.

20 лет наша труппа работала в здании на улице Горького, и окончания строительства театра на улице Татарстан мы ждали 16 лет. Прежде на его месте был скверик с кафе-стекляшкой по центру, куда после занятий в училище мы приходили попить чайку, полюбоваться Кабаном и последить за изыскательными работами. Мечтали: придется ли нам работать в новом театре? Но за годы мы так привыкли к прежнему зданию, что породнились с ним.

В момент нам объявили: «Переезжаем», — и появилось двоякое ощущение. С одной стороны, грусть со слезами на глазах, ведь мы многому научились именно в прежнем здании, но в то же время мы были в радостном ожидании будущего, ведь мы переезжали в современный театр с огромной сценой и залом, с зимним садом, с душевой в каждой гримерке. Когда здание только сдали, объявлялись субботники, и мы ходили на них все без исключения, лишь бы посмотреть, а ночью еще записывались в добровольцы и охраняли его, помогая единственному вахтеру.

Мы, конечно, привыкли к театру на улице Татарстан, но у него есть своя специфика. Вдруг у актеров стала сохнуть носоглотка; стали разбираться, в чем дело, и выяснили, что здание построено из бетона, а он высасывает влагу. Потом и из зала пошли претензии: зрители на последних рядах балкона стали жаловаться, что актеров не слышно, и для них нужно было усиливать голос, а на первых рядах жаловались, что мы орем. Поэтому новое здание нам нужно.

Прогресс ушел далеко вперед, появились другие выразительные средства, другая техника. Жизнь не стоит на месте, и не хотелось бы остаться на ее задворках. Но в моей фантазии драматический театр не должен быть огромным. Он должен быть камерным, чтобы зритель чувствовал актера, ощущал дыхание, слышал шепот. По моему мнению, театр должен быть близким.

Азгар Шакиров

Народный артист России

Моя работа в Театре Камала началась в 1957 году. Тогда мы, первокурсники из татарской студи Щепкинского училища в период декад национального искусства в Москве участвовали в массовке спектакля «Зәңгәр шәл». Сейчас, сыграв в нем почти все роли, я снова появляюсь в общей сцене.

Учеба в Москве для меня была самым запоминающимся периодом. Это было время высочайших достижений в театральном искусстве — на декадах показывали всех самых сильных и талантливых. Я видел французских, английских, немецких, итальянских и испанских актеров, смотрел, как они играют, какая у них школа. Затем видел грузинских, армянских, украинских, а уже потом, конечно, и наших. Мне запомнилась игра актеров татарского театра, и это чувство невероятной глубины сохранилось у меня внутри на всю жизнь. Они проявляли высшее мастерство, талант духа, чего человек достигает редко. Я был сильно потрясен уровнем татарского театра: все билеты на его спектакль были проданы, и люди начали громить окна и двери, чтобы только увидеть его. Настолько он был велик! Образованные московские критики относились к татарскому театру с уважением, всегда сравнивали нас с русскими и говорили, что таких актеров, как у нас, больше нет.

В здание театра на улице Горького мы, бывшие студенты, приехали в 1961 году, снова участвовали в массовках, и только потом получали первые роли. Моей была роль башкирского парня в спектакле «Без аерылышмабыз». Я, будучи татарином, старался сыграть настоящего башкира, а между этими народами есть большая внутренняя разница. Тут как хочешь, так перевоплощайся! Время на подготовку всегда зависит от спектакля, роли и режиссера. Как режиссер решит, так и будет, сие от нас не зависит. Актер как собака: сказали бегать — бежит, прыгать — прыгает.

Мне никогда не давали играть положительных героев, которых любят зрители. Обычно доставались несчастные молодые люди с трагической судьбой, а в 25 лет я сразу перешел на стариков. Я играл в «Юлдан язган», «Фаҗигале юлда» и «Айдын», и все мои герои были отрицательными в глубоком смысле слова. От этих ролей зритель мог получить человеческое потрясение, но я не представляю, как зритель мог полюбить меня за них.

Теперь же я очень горжусь молодыми актерами: в нынешних условиях работать сложно, и чтобы настолько отдаваться театру, надо очень сильно любить свой народ и искусство. Они здесь и день и ночь, и я рад, что в новом поколении есть такие люди.

Пока трудно представить переезд театра в новое здание. Впрочем, вряд ли его увижу, но дай бог увидит наша молодежь. Если строить татарский театр, то нужно иметь в виду ответственность за эту работу. Это здание должно быть образцовым для миллионов татар и демонстрировать, каким должен быть татарский театр снаружи, а главное — изнутри. Все новое должно выстраиваться в своей новой эстетике, но не нарушая глубины. Без нее людям уже будет неинтересно, ведь театр как зеркало должен отражать народ.

Фото: Даниил Шведов

Благодарим Театр Камала, creeptone media и фонд «Институт развития городов Республики Татарстан» за помощь в подготовке материала

Смотреть
все материалы