В Казани непросто найти людей, которые занимаются проектами, известными на федеральном уровне. Одна из них — Светлана Лукьянова, соосновательница независимого издательства No Kidding, преподаватель российских писательских курсов для женщин Write like a Grrrl, автор и исполнительница песен группы ЯNА и ведущая подкаста «ту мач информейшн».

Enter встретился со Светланой и поговорил о правах российских женщин, возвращении Ивана Колпакова в [редакцию медиа, ныне признанного нежелательной организацией], феминитивах и создании текстов песен.

«Гораздо проще ловить феминисток, чем ультраправых»

С самого детства мне была интересна тема несправедливости. Еще в школе я писала работу про еврейский вопрос по творчеству Анатолия Алексина, потому что было любопытно изучить разные виды угнетения, и в эту систему отлично легла защита прав женщин. Лет семь назад начала читать феминисток в ЖЖ и часто соглашалась с тем, о чем они писали — видела примеры описываемых явлений в жизни. В то время мы уже работали вместе с Сашей Шадриной (соосновательница No Kidding Press и курсов Write Like a Grrrl в России, — прим. Enter) и она предложила делать блог. Мы долго решали, что бы это могло быть, и пришли к детской литературе, а так как параллельно увлеклись изучением феминизма, то в результате у нас получился блог про детскую и подростковую культуру с точки зрения интерсекционального феминизма.

Позже появилась наша группа во «ВКонтакте», я стала сидеть в других сообществах и однажды написала, что ищу феминисток из Казани, чтобы организовать книжный клуб. Набралось какое-то количество девушек, мы завели чат, встретились и прообщались шесть часов подряд о разном. К слову, эта группа до сих пор существует и мы так и не прочли ни одной книги. Сейчас в Казани есть движение «Фем Кызлар», они проводят открытые микрофоны, занимаются культурным активизмом. На «микрофонах» я узнала, что подрастает новое поколение феминисток из девочек 20-25 лет, они начали объединяться, что-то придумывать, и это очень классно.

В других городах России сейчас активизм более заметен: например, в Питере уже давно проходят всякие феминистские мероприятия, на первомай бывает фем-колонна. Девушки проводят уличные перформансы, вроде «рожай мясо» или засыпания мужчин цветами восьмого марта. На подобные действия никто не дает никакого разрешения — ты просто идешь, занимаешься этим и своей практикой проверяешь границы дозволенного. Перформансов и наказаний за них не существует в российском праве, у активистов есть юридическая поддержка, поэтому все в относительном порядке. При том у нас действует закон об экстремизме, под который иногда попадают правозащитные сообщества. Гораздо проще ловить феминисток, чем ультраправых, потому что вторые могут оказать агрессивное сопротивление — не могу вспомнить, чтобы феминистка «наваляла» полиции. Мне сложно комментировать нашу политику, но в принципе права женщин и человека вообще в России — не самая модная тема; наоборот, есть тенденция к их урезанию. Видимо, в защите прав кроется какая-то опасность.

«Феминизм не считает, что надо любить мужчин»

Мы постоянно боремся с декриминализацией домашнего насилия и сталкиваемся с бесконечными петициями, которые проталкивают закон. Повестка не исчезает с радаров, но у законодателей простая логика: «Как, домашнее насилие? Семья — это святое! Не надо туда лезть». Мне кажется, многое в России базируется на идеях, а не на фактах: опять же бесконечный диалог вокруг абортов, которые надо запретить и научить детей, что сексом заниматься не стоит. Хотя в СССР уже был период, когда запретили аборты, и тогда очень сильно подскочила смертность, цинично говоря, «женщин в самом работоспособном возрасте», что плохо для государства. В то же время опыт других стран демонстрирует связь между качеством сексуального образования и сокращением статистики нежелательных беременностей — пропаганда воздержания не оказывает такого эффекта. Декриминализация домашнего насилия приводит к убийствам детей, женщин и мужчин в результате самозащиты. Вот вам «семейные ценности». Но этот подход факты не учитывает, просто «должно работать, потому что мы так хотим».

Если открыть какие-нибудь учебники ОБЖ, можно увидеть главу типа «Как не попасть в беду» для девочек, то есть «Как не быть изнасилованной»: «так не одевайся», «не ходи по темной улице», «не выходи из дома, не совершай ошибку». Вместе с тем нет никакого образования, которое говорило бы, что нельзя насиловать людей. Статистика показывает: насильственные действия в большинстве своем совершают знакомые люди в месте, куда жертва сама пришла, потому что доверяла. И люди все равно транслируют логику «сама виновата», что бы ни случилось, потому что девочка должна соблюдать определенные правила поведения, тогда она молодец и все с ней хорошо. А если с тобой все-таки произошло что-то плохое, ты нарушила какой-то неписаный закон. И при этом именно феминисток обвиняют в том, что мы транслируем идею, будто все мужчины — насильники, и от них надо держаться подальше.

На самом деле они говорят: «Посмотрите, это мир, в котором мы живем. Мир, в котором многие мужчины не понимают слова “нет”, потому что их этому не учат. Мир, в котором огромное количество мужчин не платят алименты, предпочитают зачать ребенка и свалить в закат». Выводы делайте сами. Феминизм не считает, что надо любить мужчин, и отличается от патриархального мира, в котором женщина должна непременно сидеть на игле мужского одобрения. Просто факты такие, хотите или не хотите.

«с репутацией «за все хорошее, против всего плохого» покончено»

Возвращение Ивана Колпакова — потеря для [редакции медиа, ныне признанного нежелательной организацией]. Эта новость вокруг меня освещалась очень немногословно: люди не пишут больших постов, потому что всем все понятно. Они делают репосты белого текста на черном фоне «Колпаков стал редактором» и, я думаю, чувствуют большое разочарование. В первую очередь в издании, которое было символом свободы мысли, «европейских ценностей» и всего того, к чему мы так стремимся. [Медиа, ныне признанное нежелательной организацией] нас предало.

Сначала редакция сделала плохую вещь, потом все-таки исправилась и многие искренне считали, что это большой шаг — признать свою ошибку. Но оказалась хитрее: затестила реакцию, поставила нарушителя на другую должность и затем вернула все на свои места. Теперь с ее репутацией «за все хорошее, против всего плохого» покончено.

Кроме того, никто не написал про казанскую историю с Мухарлямовым (педагога подозревают в совращении несовершеннолетних учениц, материал об этом вышел на «Площади Свободы», — прим. Enter), хотя раньше [редакция медиа, ныне признанного нежелательной организацией] сто процентов поддержала бы эту тему. Возможно, этого не случилось, потому что у них самих непростая ситуация, или они теперь боятся освещать такие истории, чтобы не получить в очередной раз в комментариях «А что там ваш Колпаков со своими руками?». Получается, между Колпаковым и темой харассмента и насилия [редакция медиа, ныне признанного нежелательной организацией] выбрала первый вариант.

«Капитализм победил патриархат»

Третья волна феминизма приносит больше пользы каждой женщине индивидуально. Потому что это освобождение от стереотипов в первую очередь внутри себя, понимание, что ты не обязана жить так, как тебе говорят общество и телевизор. Даже если учитывать кейсы с женским обрезанием и наказаниями за неношение хиджаба, 2019-й — лучший год для женщин среди всех. Мне хочется верить, что это постоянный путь наверх, хотя практика показывает, что иногда бывают какие-то прорывы и откаты. В общем-то это происходит потому, что патриархат удобен для выстраивания политики: нужно постоянно повышать демографию, а это сложно сделать за счет улучшения положения женщин. Наоборот, нужно со школы говорить, что необходимо быть матерью, запрещать аборты и сводить их функции к рождению. Как бы люди ни хотели добиться такого положения дел, я все же думаю, что это нереально. Говорят, капитализм победил патриархат, потому что выгодно, чтобы женщины работали, зарабатывали деньги и тратили их. Может это и не лучшая сила, которая могла одержать победу, но тем не менее. Я думаю, чтобы феминизм разросся сильнее, нужно просто не запрещать интернет. Все прорастет именно снизу, а в государственную поддержку этой идеологии я верю слабо.

Один из примеров низовых инициатив — феминитивы. Еще когда я училась на филфаке, нам говорили, что есть такая проблема: суффиксы, присоединенные к «мужским» словам, образуют существительное, означающее жену профессионала, а не женщину-профессионала, но все изменится. Появление феминитивов в сети резало глаза и уши, но со временем я поняла их идеологическую составляющую, начала использовать в своей речи и использую до сих пор в зависимости от ситуации. Иногда могу произнести несловарный феминитив и подумать: «Ой, а что произошло?» Наверное, это работает в большой перспективе. Говорят же, что феминистки занимаются какой-то фигней вместо реальных проблем, но все это — маленькие кусочки большого пазла, и он постепенно собирается.

«Мы слишком маленькие, чтобы заниматься тем, что совсем не идет»

В этом году No Kidding Press, как и другие издательства и издания, интересует тема сексуальности. Это логично — взгляд на сексуальность меняется прямо сейчас, появляются новые нормы, поднимаются новые вопросы. Люди пока плохо ориентируются в меняющемся мире. Со своей стороны мы делаем сборник про сексуальность на основе текстов, которые нам прислали авторки. Open call был объявлен еще летом, но мы сделали паузу на отбор, так как многие писали тяжелые тексты про насилие и редакторы немного выгорели. Думаю, что сборник выйдет летом 2019 года, сейчас мы к нему постепенно возвращаемся.

На самом деле мы не феминистское издательство — мы не издаем академические книги по феминизму и наша литература не такая маргинальная, как может показаться на первый взгляд. Издавать мы планируем не только женщин. В печать идет то, что нам самим нравится и кажется важным, потому что редакторкам потом с этим текстом буквально жить. Сейчас, к примеру, нам с Сашей Шадриной интересна автобиографическая литература, женский опыт, экспериментальная форма и просто хорошие истории — такие, которые рассказывают нам что-то про устройство мира и человеческой жизни.

Русскоязычных авторов мы тоже готовы печатать. Нам на почту приходят тексты потенциальных книг, мы все читаем, правда, не отвечаем, если не нравится — и не важно, какой у автора опыт. И даже качество текста тут не играет главную роль. Гораздо значимее чувство, что книгу хочется читать дальше. Мы слишком маленькие, чтобы заниматься тем, что совсем не идет: нас три человека, существующих в интернет-офисе между городами, и очень важно, чтобы все были довольны и счастливы.

К примеру, раньше на сайте выходил блог, и он просуществовал до того момента, пока на его наполнение хватало сил и времени, так как шансов на монетизацию не было. Архив сохранился, но пока вернуть его не доходят руки, так что мы больше не медиа, а издательство и курсы.

«Дискриминация женщин в литературе существует, но доказать это я не могу»

Write like a Grrrl были начаты как женские курсы Кэрри Райан в Британии, и женскими их делает не наличие особых правил письма, а состав группы. Так комфортнее обсуждать некоторые темы, нет страха, что кто-то тебя не поймет, и сама обстановка помогает подобраться писательству. В Казани на курсы набирается меньше участниц, чем в Москве, но связано это не с популярностью, а со стоимостью и количеством жителей в городах. Меня радует, что участницы курсов разные по возрасту и интересам, хотя раньше приходили преимущественно молодые девушки. Всех их объединяет опыт жизни женщины, который все же у многих пересекается. Мы всегда находим, о чем поговорить, сравниваем со своим опытом тексты про те же отношения, все это дико увлекательно.

Интересно, что у казанских писательниц популярна сказочная тема, фантастика, фэнтези, хотя в Москве большинство пишет реалистические тексты. Мы не ставим никаких ограничений по жанру, и я не думаю, что уход в фантастику связан с эскапизмом. Все равно люди пишут о себе, потому что у них нет другого опыта. Это нормально, что они любят разные жанры, у нас на курсах постоянно бывают такие обсуждения. Одни могут искренне не понимать, почему кто-то предпочитает сказку рассказу о девушке из соседнего подъезда, но поддерживать друг друга, и это здорово.

К счастью, сейчас в России нет официальных и полуофициальных ограничений, распространяющихся на писательниц. Издательства свободно публикуют разные произведения от женщин и девушек, но единственная проблема — авторки практически не зарабатывают, хоть это и не связано с гендером. От именитых писателей на лекциях, в интервью и даже в писательских школах можно услышать мнение, что женщина никогда ничего гениального не напишет, что делает она это каким-то не таким органом, как мужчина. Пелевин даже в книжку такие свежие размышления вставил. Но на институциональном уровне этого не заметно.

Подозреваю, что какая-то дискриминация женщин в литературе все-таки существует, но доказать не могу.

«Главными остаются искренность и честный откровенный голос»

Помимо работы в издательстве и на курсах я уделяю время сторонним проектам, пишу рассказы и поставила иммерсивный спектакль. Он игрался всего один раз: на фестивале «Ребра Евы» нужно было представить визуальное искусство, поэтому я срочно придумала двадцатиминутную постановку и нашла актрису. Мы уже начали готовиться, но за неделю до поездки в Питер у нее умер дедушка, что перекликается с сюжетом, и она просто не могла играть. На помощь мне пришла активистка-режиссер Алена Бударина из Тольятти, благодаря которой состоялся единственный показ.

«В день, когда умер мой дедушка» — история про молодую девушку, которая находится в отношениях с хорошим парнем, с удовольствием занимается с ним сексом. Но однажды она оказывается в ситуации, когда соглашается на секс, не желая того. Спектакль исследует причины, которые побудили ее дать согласие. Сам он играется только чтобы зрители обсудили и придумали, как нам изменить общество и избежать подобных ситуаций. Мне бы очень хотелось повторить спектакль в Казани, тем более, что это несложно, но пока не хватает на это времени.

Мой любимый проект сейчас — группа ЯNА, у которой пока нет ни одной записи. У нас точно есть стиль, и все, что ни делается, в него попадает. Самое главное в нем — искренность и честный откровенный голос. Наш первый альбом будет называться «Грустные песни про любовь».

Проект начался неожиданно: сначала я придумала мелодию и очень этому удивилась. Показала ее Айдару (Айдар Хуснутдинов — муж Светланы, участник группы Djinn City и ЯNА, — прим. Enter), он попросил разрешения использовать ее и на следующий день показал целую аранжировку. Конечно, мне стало обидно и завидно: «В смысле? Это я придумала, и сейчас он будет это играть?», — так что я придумала текст и сделала первую песню. Теперь процесс уже более структурирован: я придумываю и приношу тексты и мелодии, наигранные на укулеле, Игорь Шемякин пишет аранжировки, Тимур Митронин придумывает гитарные партии.

Сочинение песен у меня происходит иначе, чем написание рассказов, хотя я и использую свой опыт в создании текстов: знаю, как добавлять цепляющие детали. В песнях многое получается спонтанно и легко. Придумывать помогают записи из документа в телефоне, в котором я храню строчки и образы — позже их можно «примерить» на музыку, что-то добавить, изменить. Со временем в голове стали появляться целые идеи песен. К примеру, однажды я захотела написать песню про то, как все запрещают, под впечатлением от ситуации с Хаски. Она должна была получиться абсолютно панковской, с припевом «Мама недовольна поведением, я просидела дома все воскресенье», но когда я села писать музыку, вышла супергрустная и супермедленная песня вообще без этих строк. Может, этого протеста просто во мне нет.

Фото: Кирилл Михайлов
Спасибо за помощь в проведении съемок цветочному магазину Sisters