Radiohead — одна из самых влиятельных групп современности. Объединившись целых 36 лет назад, музыканты продолжают захватывать топы, а почти все их альбомы были отмечены Грэмми.

Несмотря на популярность, все эти годы артисты оставались относительно замкнутыми и нечасто давали интервью. Но журналисту Маку Рэндаллу удалось проследить всю историю Radiohead в деталях. Его книгу «Музыка побега» для «Кабинетного ученого» перевел казанский журналист и музыкант Радиф Кашапов. С разрешения издательства мы публикуем часть главы о записи «Kid A» и «Amnesiac» — лучших альбомов 2000-х.

И «Kid A», и «Amnesiac» имеют отношение не столько к мелодии, сколько к тембрам. И один из этих необычных тембров создает инструмент под названием «волны Мартено». Примитивная разновидность электронной клавиатуры, предшественник синтезатора, он воспроизводит одиночные дрожащие звуки, которые то взлетают вверх, то пикируют вниз в манере, напоминающей человеческий голос, но в то же время явно нечеловеческий. Эти жуткие звуки не часто услышишь в поп-музыке. Вплоть до «Kid A», где они появляются почти в каждом треке, самым видным пользователем волн Мартено был французский композитор и мистик Оливье Мессиан, сделавший этот инструмент центром монументальной «Турангалила-симфонии». Не случайно участник Radiohead, работающий с волнами Мартено, почетный мультиинструменталист Джонни Гринвуд изучал работы Мессиана в Абингдоне.

Также не случайно, возможно, что при помощи волн Мартено записаны трели в заглавной теме сериала «Звездный путь». Музыку, которую Radiohead стремились играть на протяжении почти всей своей карьеры, по крайней мере начиная с «The Bends», можно описать (за неимением лучшего термина) как космическую. Они изо всех сил пытались покинуть гравитационное поле звукозаписывающей индустрии, вырваться за пределы крохотной планеты поп-музыки и, словно Мессиан (и мистер Спок), исследовать Вселенную. Это сложно сделать, если ты застрял в человеческой оболочке, не имея легких средств к передвижению, тем более если тебя отягощают коммерческие и творческие ожидания мультинациональной корпорации и нескольких миллионов поклонников. Поэтому неудивительно, что сессии «Kid A» / «Amnesiac», как и в случае с «The Bends» и «OK Computer», оказались такими травматичными. Травма — неизбежный побочный эффект бесконечных поисков Radiohead, поисков ранее не слышанных звуков — которые все пять участников сочтут достойными быть услышанными. Чтобы найти их, все традиционные роли внутри группы были позабыты. Эд (О’Брайен, гитарист Radiohead, — прим. Enter) объяснял в интервью Revolver: «При создании [“Kid A” и “Amnesiac”] все вышли за свою территорию». Фил Селвэй (барабанщик Radiohead, — прим. Enter) бросил установку, чтобы попробовать клавишные и гитару, тогда как другие выстроились в очередь пошуметь за барабанами. «Сиденья ударника Radiohead… ожесточенно домогались», — шутил Фил. Том, игравший на всем понемногу, стал основным инструменталистом на обоих альбомах: «I Might Be Wrong», к примеру, первоначально его демо с несколькими наложениями команды. Но подробной информации мало. Потому что группа в основном молчала на эту тему и только отрицала, что «Kid A» и «Amnesiac» — сольные работы Йорка. «Неправда, — говорил Джонни (Гринвуд, соло-гитарист группы Radiohead, — прим. Enter) в ответ на такие обвинения. — Речь может идти об одной-двух песнях за все время записи — но не более». «Ненавижу об этом говорить, — признался Йорк журналу Q в разговоре о сессиях звукозаписи, — но у нас всех было по лэптопу, и в некоторые дни мы играли на своих инструментах часа полтора, а оставшуюся часть времени работали [на ноутбуках]… Это грустно и по-идиотски, не правда ли: пять музыкантов общаются через компьютеры. Но нужно было собрать все эти интересные звуки воедино».

Неважно, кто их создал или как, но тембры тут поразительные. Строгий синтезаторный звон на «Kid A» и «Idioteque» и более теплый и спокойный на инструментальной «Treefingers» (она на самом деле построена на радикально замедленном семпле гитары Эда О’Брайена) могли быть вдохновлены такими электронными проектами, как Squarepusher и Boards of Canada, но их корни глубже, они уходят в атмосферу, созданную такими андеграундными коллективами восьмидесятых, как The Blue Nile, Talk Talk и Japan (в прошлом один из фаворитов Йорка). А слияние апокалипсического баса с перегрузом и бушующей духовой секции в «The National Anthem» (музыканты получили от Тома инструкцию звучать «как магистраль в Нью-Йорке или как люди, застрявшие в лифте: все реально напряжены и готовы поубивать друг друга») наводит на мысль о гипотетическом союзе Can с Джоном Колтрейном эры «Ascension». Другой джазовый артист, дающий о себе знать и на «Kid A», и на «Amnesiac», — великий басист и композитор Чарльз Мингус. «Мы не играем на духовых, — говорил Джонни в New York Daily News, — но мы любим хаос [Мингуса]». Йорк признавался, что был «полностью одержим», в частности, композицией Мингуса «Freedom», и написанные в течение одной недели (как раз после покупки Томом пианино для дома в Дорсете) «Everything In Its Right Place» и «Pyramid Song» строятся вокруг аккордовой прогрессии этой песни, смутно напоминающей по ритму фламенко. Гармонии для «Everything In Its Right Place» были запрограммированы в секвенсоре, чтобы придать им еще более механистический эффект. В «Pyramid Song» они записаны вживую, со сбивчивыми, офбитовыми акцентами, поэтому трудно определить, что песня звучит в откровенном (хотя и медленном) ритме 4/4. Извилистая струнная партия в последней, исполненная Orchestra of St. John’s, — творение Джонни, наряду с двумя другими струнными аранжировками — для «How To Disappear Completely» и «Dollars & Cents». Их вызывающая дрожь глубина — высшая степень признательности молодого Гринвуда Мессиану, Пендерецки и другим композиторам XX века.

Более курьезными кажутся оммажи диксиленду в «Life In A Glasshouse» и вокальным группам сороковых типа Ink Spots (страсть обоих братьев Гринвудов) в «You And Whose Army?». В первой представлен ансамбль ветерана британского традиционного джаза Хамфри Литтелтона. По словам Джонни, один из участников тогда только-только пережил операцию на открытом сердце и вышел из больницы за день до записи. Правда это или нет, но небрежный аккомпанемент служит странным контрапунктом к неприятию Йорком преследования со стороны СМИ, а припев, отдающий военщиной, напоминает Тома Уэйтса в стиле немецкого кабаре. С другой стороны, воззвание Тома к премьер-министру Британии Тони Блэру в «You And Whose Army?»: «Давай, если ты думаешь, что можешь заставить нас всех» («Come on if you think you can take us all on») — смягчено нежным звучанием группы, даже мощная фортепианная кода, напоминающая «Hey Jude», кажется ленивой (приглушенность саунда в первой части песни создали, записывая музыкантов через микрофоны, прикрытые картонными коробками из-под яиц, и пропустив голос Тома через динамик волн Мартено для призрачного эха).

Изображения: Диаваль