В издательстве Ad Marginem весной выходит книга «Любовь в эпоху ненависти. Хроника одного чувства, 1929-1939». Ее написал Флориан Иллиес — автор бестселлера «1913. Лето целого века», в котором он месяц за месяцем описал хронику событий в заметках из жизни мировых знаменитостей.

В новой книге Иллиес оживляет переходный период между «золотыми двадцатыми» и захватом власти национал-социалистами в Германии. Она возвращает читателей в эпоху политической катастрофы, чтобы рассказать о величайших влюбленных. С разрешения издательства Enter публикует отрывок о том, как жили и любили Эрих Мария Ремарк, Марлен Дитрих, Симона де Бовуар, Жан-Поль Сартр, Герман Гессе и другие выдающиеся люди ровно 90 лет назад. С 25 марта вы можете оформить на эту книгу предзаказ.

​​Настоящая весенняя идиллия — наверху цепь заснеженных горных вершин, внизу темно-синее озеро, вдоль променадов растут пальмы, листья которых поют на ветру вечную песню юга. В апреле 1932 года Эрих Мария Ремарк окончательно поселяется в Порто-Ронко. Здесь весна наступает раньше, а осень заканчивается позднее, тут всё чуть мягче, чем в далеком, северном Берлине, даже воздух. А на узких улицах и на центральной площади все ведут себя чуть элегантнее. Поэтому Ремарку, этому главному денди из всех писателей Веймарской республики, так здесь нравится, он любит эту grandezza, то чувство, с которым ты стоишь у бара в Асконе, а облака пролетают над озером. Он хочет остаться здесь. Тут он впервые чувствует себя хоть в какой-то безопасности. Он переводит взгляд с пишущей машинки на озеро, вода которого за секунду может сменить цвет с глубокого бирюзового на ярко-синий, смотрит на пальмы, на роскошные рододендроны, чьи корни за дождливые осенние недели стараются впитать побольше воды, чтобы весной исторгнуть ее в виде розового моря цветов. Ремарк каждый день совершает две прогулки: утром, после бритья у цирюльника, он идет в кафе «Вербано» за первым эспрессо, а вечером заходит в бар гостиницы «Шифф». Потом он возвращается домой, дыша теплым воздухом, скапливающимся между гор.

*

Феноменальный успех «Трехгрошовой оперы», а также «Расцвета и падения города Махагони» обогатили Курта Вайля, хотя, вообще-то, он мог бы быть еще богаче, но Бертольт Брехт, ярый антикапиталист и хладнокровный делец, выторговал себе львиную долю доходов. Впрочем, и малой доли авторских процентов с «Трехгрошовой оперы» хватает на красивый дом в Кляйнмахнове под Берлином. Он женат на Лотте Ленье, блестящей звезде его песен, ее хриплый голос и фривольность никогда не оборачиваются вульгарностью. Но Вайль знает, что он не хозяин своей жене, он может быть уверен в ее восхищении, но не в ее верности.

Нет ничего труднее, чем завоевать любовь собственной жены.

Впрочем, честно говоря, сейчас ему кажется гораздо менее утомительным и более увлекательным проводить время с Эрикой Неер, женой театрального художника Каспара Неера, который наконец-то совершил каминг-аут как гей и тем самым освободил жену от супружеских обязательств. Она на полную катушку пользуется свободой — например, на канапе Курта Вайля. По этой причине Лотте Ленья сначала даже не хочет переезжать в Кляйнмахнов, у нее есть дела поважнее. А для Вайля главное, чтобы хорошо жилось Харрасу, его любимой овчарке.

В апреле 1932 года Лотте Ленья едет с мужем в командировку в Вену — они репетируют там премьеру «Махагони». Там она слышит молодого тенора Отто фон Пазетти и сразу теряет голову. Она совершенно забывает о том, что внизу, в оркестровой яме, сидит ее муж. На сцене ею овладевает любовь. Отто — высокий красавец, тщеславный, уверенный в себе светский лев. «Кроме эффектной внешности, — резюмирует Ханс Хайнсхаймер, венский режиссер пьесы, — в нем трудно найти что-то примечательное». Но Лотте Ленья активно ищет, и через несколько дней они становятся парой, проводят вместе каждую свободную минуту, а Курт Вайль в печали возвращается в Берлин. Ради «пиратки Дженни», которая приплыла из Берлина, Пазетти немедленно расстается с женой и ребенком. А вскоре Лотте Ленья и Отто фон Пазетти находят, помимо секса, еще одно общее хобби — азартные игры. После шести успешных показов оперы «Махагони» они с Пазетти едут на Ривьеру, чтобы попытать счастья в тамошних казино. В гостиницах Монте-Карло Лотте Ленья, в замужестве Вайль, записывается как Каролина Пазетти.

Самый популярный справочник в Германии 1932 года выходит в издательстве «Моссе» и называется «Стоит ли сразу разводиться?» Лотте Ленья с удовольствием читает его на Ривьере — и советует почитать своему мужу в Кляйнмахнове.

*

Совместная жизнь Йозефа фон Штернберга и Марлен Дитрих в Голливуде складывается все сложнее: они постепенно узнают друг друга. Он находит ее слишком капризной, а она его — слишком требовательным. Ему приходится фантазировать, чтобы видеть перед камерой настоящую диву, потому что он уже слишком часто наблюдал вечерами, как она чистит зубы. Приходится прикладывать усилия, чтобы она становилась такой, как заявлено в названии ее последнего немого фильма: «Женщина, которая желанна».

*

1932 год Симона де Бовуар и Жан-Поль Сартр тоже проводят в основном порознь. Он получил место учителя в Гавре, она — в Марселе, между ними восемьсот километров, Франция — большая страна. Для Симоны де Бовуар это очень печальные месяцы, она пытается развеять грусть постоянными прогулками по горам вдоль побережья. Она помнит, что заключила с Сартром пакт, основанный на искренности, а не на страсти. Но практика трудна. Даже Сартр начинает замечать, что не только он нужен Симоне, но и она ему. Когда в среду у него заканчиваются уроки, он бежит в гардероб, хватает пальто и портфель, чтобы успеть на поезд в Марсель, четверг у него всегда выходной. И когда над Средиземным морем светит солнце, а они целый вечер сидят в портовом баре, пьют вино, едят устриц и философствуют, то обоим кажется, что из их необычного пакта может выйти толк. Но когда Сартр начинает рассказывать о своих последних романах, Симоне де Бовуар трудно сохранять самообладание, особенно потому, что ей самой в этом плане пока нечем похвастаться.

*

В новом доме супружеской четы Лиона и Марты Фейхтвангер на Малер-Штрассе в западной части Берлина в 1932 году в книге гостей оставляют записи исключительно пары с серьезными проблемами, в частности Франц и Хелен Хессель, Вальтер и Изе Гропиус, Альфред и Эрна Дёблин. У Фейхтвангеров все они чувствуют себя хорошо, потому что эта пара страстно практикует то, что называют «открытым браком». О любви они никогда не упоминают — впрочем, как и о расставании. У них две спальни, которыми они активно пользуются.

*

Наши проблемы путешествуют вместе с нами, вместе с нами они возвращаются и в покинутые когда-то родные места. В Монтгомери, недалеко от родительского дома, у Зельды Фицджеральд снова проявляется шизофрения, а Скотт, ее муж, находится в Голливуде, где пытается заработать денег, подвизаясь сценаристом. Она снова оказывается в клинике, снова улыбается бессмысленной улыбкой, кричит, буянит, пытается покончить с собой — и пишет книгу, чтобы успокоиться: «Спаси меня, вальс», трогательное название ее рассказов о страданиях в Париже и в швейцарской клинике. Но ее муж Ф. Скотт Фицджеральд выходит из себя, читая эту книгу. Он не может поверить, что Зельда осмелилась беллетризировать эти воспоминания. Это же его работа, пишет он ей, это он «профессиональный романист». А она поступила противозаконно, потому что «…ты собрала крошки, которые я уронил со стола, и засунула их в книгу…» А на самом деле «все, что мы делали, принадлежит мне». Жестокие письма, припадки ярости. Скотт Фицджеральд защищает свою территорию и смертельно оскорбляет жену. Некоторые темы должны быть абсолютным табу для ее текстов — болезнь, санатории, Лазурное побережье, Швейцария, психиатрия. Потому что, говорит Ф. Скотт Фицджеральд, «весь этот материал принадлежит мне. Ничто в этом материале не принадлежит тебе. Невероятно. Больную лишают права высказываться о своей болезни. И еще невероятнее: из этого отобранного права на высказывание, из этого «материала», то есть санаториев, Лазурного Берега, Швейцарии и психиатрии, Ф. Скотт Фицджеральд сотворит «Ночь нежна» — роман столетия.

*

Но бывает и по-другому: «Тебя любят только тогда, когда ты можешь показать свою слабость, не провоцируя силу». Именно так происходит в жизни Теодора Адорно. Такова глубокая любовь Гретель Карплюс, этой красивой и гордой женщины. Что тут сказать? Наши поздравления.

*

Анаис Нин летом 1932 года снимает для Генри Миллера и его друга Альфреда Перле квартиру в рабочем районе Клиши. Она покупает ему тарелки, столовые приборы, мебель и пластинки Иоганна Себастьяна Баха, которого тот так любит. Для Миллера начинается «райское время». Почти каждый день к нему приходит его Ева, протягивает яблоко, и они наслаждаются грехом. «Тихие дни в Клиши» — так Миллер назовет книгу о своем периоде перед изгнанием из рая.

*

В каком месте труднее всего представить себе Вальтера Беньямина, этого городского интеллектуала, этого еврейского мудреца, автора книги «Происхождение немецкой барочной драмы» и авангардистских текстов о большом городе «Улица с односторонним движением», чьи темные глаза блестят за толстыми стеклами очков? И что это за место, куда лучше не попадать, если хочешь избавиться от ­наркотической зависимости, если ты прячешься от солнечных лучей в тени и прохладе кабинета? Правильно — Ибица. Но именно туда Вальтер Беньямин отправляется в апреле 1932 года. Разумеется, поездка становится продолжением его немецкой драмы — и его улицы с односторонним движением. С другой стороны, жизнь, как мы знаем, не всегда логична. И вот Вальтер Беньямин, обедневший, отчаявшийся и потерянный, в тысячах километров от любимого Берлина, посреди дикого и пустынного в те времена острова в Средиземном море, начинает работу над рукописью своей великой книги «Берлинское детство на рубеже веков». Когда его берлинский друг Феликс Нёггерат рассказал о своем доме на острове, Беньямин сразу собрал вещи, попросил у друзей денег на билеты и просто уехал, почти ничего не взяв с собой, кроме рукописи «Берлинской хроники» и нескольких детективов Жоржа Сименона, которые он читал на палубе, после того как 7 апреля сел в Гамбурге на грузовое судно «Catania», направляющееся в Валенсию. Двенадцать дней спустя, во вторник 19 апреля 1932 года, он сходит на залитый солнцем берег в порту Ибицы и совершенно не понимает, куда он сбежал, — он знает только лишь, от чего он сбежал. От внутренних демонов, которые склоняли его к самоубийству, от своих туманных профессиональных перспектив, от своих неудач в любви, от антисемитизма, первые порывы которого, предвещающие бурю, гуляют по улицам Берлина. С помощью Нёггерата он находит простой дом, «Ses Casetes» в Сан-Антонио, и теперь из его кабинета открывается чудесный вид на сверкающее синее море. Беньямин впечатлен архаичной архитектурой, неспешным ходом крестьянской жизни, которая, кажется, не менялась столетиями, он восхищается «спокойствием и красотой острова и его жителей». В Берлине и Париже из-за своей депрессии Беньямин не мог выбраться из кровати, а здесь он каждый день встает в семь утра — спускается на пляж, который всего в паре шагов, купается, а потом с книгой ложится под пинию на берегу. Когда наступает послеполуденная жара, он возвращается домой, читает и пишет там, об этом он рассказывает в письмах к Маргарете Карплюс, сердечной подруге, которая, к сожалению, только что решила выйти замуж за его друга Адорно. На Ибице нет ни электрического освещения, ни газет, зато есть время и свобода, и Беньямин наслаждается ими. В этом его активно поддерживает молодая немка из России Ольга Парем, тоже приехавшая в Сан-Антонио, с которой он познакомился год назад у своего друга Франца Хесселя. Она оставила воспоминания о том, чего никак нельзя ожидать от Беньямина, — но это хороший пример того, что делает с человеком любовь: он смеется. Он смеется все время, когда они вместе. «Его смех, — рассказывает Ольга Парем, — был чудесным; когда он смеялся, открывался целый мир». Судя по всему, собственный смех, это нежданное счастье на пляжах Ибицы, так поразил Беньямина, что он сильно влюбился. Они целуются, уговаривают какого-то рыбака отвезти их на лодке в открытое море, отныне они каждый вечер садятся на маленькую яхту и плывут вдоль берега, к бесконечному закату. Беньямину кажется, что он спасен. Но чем отчетливее Ольга осознает, что своими руками удерживает падающего, тем больше она дистанцируется, и вскоре Беньямин перестает смеяться. Спустя месяц он в отчаянии предлагает Ольге Парем выйти за него замуж здесь, на Ибице, но она отказывается. Сначала с оговорками, потом окончательно.

И чем выше поднимается солнце над маленьким забытым островом в Средиземном море, тем темнее становится в душе Беньямина. После отвергнутого предложения он с возрастающим страхом ждет приближения 15 июля — своего сорокового дня рождения. Он боится подводить итоги, ему страшно, что у него так мало в активе. Он еще раз пытается на яхте убедить Ольгу в своей вечной любви. Безуспешно. Беньямин в отчаянии, он пишет своему другу Гершому Шолему, что хочет отметить сороковой день рождения в Ницце, причем в компании «одной странной подруги». Нет сомнений, что он имеет в виду старуху с косой. Но Ольга изъявляет желание прийти к нему на день рождения. Поэтому 13, 14 и 15 июля вместе с приятелем по имени Жан Сетц он выкуривает такое количество [Роскомнадзор], что встречает юбилей в густом тумане — и остается жив. Около полуночи 17 июля он садится на паром на Майорку, а оттуда направляется в Ниццу. Ночью жарко, с моря не доносится ни дуновения ветра, на небе пелена туч, неподвижных и беспросветных. Вальтер Беньямин покидает Ибицу с намерением покончить с жизнью. В Ницце, в Hôtel du Petit Parc, он составляет завещание. Он сидит в номере бедного пансиона, в комнате жарко, спать невозможно, ночь лижет грязные стены. В темноте становишься умнее, думает он. Но и дурнее. Одно компенсируется другим. Просто становится темно. Беньямин снова садится за стол и дописывает завещание. Он завещает серебряный кинжал Элизабет Гауптман, сотруднице и любовнице Брехта. Вообще-то его наследство невелико. «Angelus Novus», акварель Пауля Клее, которую он потом будет называть «Ангелом истории», Беньямин отписывает своему другу Гершому Шолему. Потом он пишет прощальные письма, в том числе своей первой большой любви, Юле Кон: «Ты знаешь, что когда-то я очень любил тебя. И даже перед лицом смерти нет у жизни для меня даров более важных, чем мгновенья страданий по тебе». Мы не знаем, как после написания завещания, после прощальных писем, после этих моментов горя в мрачном, запущенном номере Вальтеру Беньямину удалось той удушливой и пасмурной ночью на 27 июля 1932 года вновь обрести желание жить. Но оно вернулось к нему. «Angelus Novus», его ангел-хранитель, снова смог спасти Беньямина от него самого.

*

А что поделывает в эти бурные, жаркие месяцы лета 1932 года Герман Гессе? Он надевает льняные штаны и легкую рубашку, теперь он похож на одного из эфирных обитателей Монте-Верита за соседним озером, он пропалывает сорняки, долго, часами. Да, пишет он в июле 1932-го, «эта прополка заполняет мои дни, это занятие свободно от поисков материальной выгоды и спекуляций, потому что весь огород дает в итоге три-четыре корзины овощей. Зато в этой работе есть что-то религиозное, ты стоишь на земле на коленях, таскаешь сорняки, будто отправляя культ, ради самого этого культа, который воспроизводит сам себя, потому что стоит прополоть три-четыре грядки, как первая уже снова зеленеет». Получается, что Гессе, этот эскапист, просто отдается круговороту времен года.

Изображения: Руди Лин