В Издательском проекте «А+А» — совместном импринте издательства Ad Marginem и дизайн-студии ABCdesign — в конце августа выходит книга Саймона Армстронга «Стрит-арт». Автор фактически написал историю эволюции стрит-арта, не забыв упомянуть важных героев — от Бэнкси до Мисс Ван.

С разрешения издательства Enter публикует главу «Стрит-арт и город». В ней рассказывается об отношениях райтеров с властями, а также о том, почему иногда стрит-арт облагораживает среду, а иногда портит ее. Саму книгу можно купить онлайн.

Стрит-арт и город

Образ города складывается в первую очередь из его архитектурных доминант — высоких зданий, мостов, стадионов, площадей. Когда райтер-граффитист бродит по городу, он воспринимает его не так, как обычные люди, которые регулярно перемещаются между работой и домом похожими маршрутами. Райтер обследует местность, ищет зацепки для себя — местá, куда вписалась бы его подпись. Примерно так же уличные фотографы ловят «решающий момент», а воры-налетчики высматривают открытые форточки. Все они — охотники за случаем, и город со всеми его улицами и зданиями является для них всего лишь материалом. Райтеру нужны чистые поверхности — чем больше, тем лучше. Как только цель определена, нужно понять, как к ней подобраться. Если это трудно, почти невозможно — не беда, в этом весь интерес. Труднодоступное место, которое хорошо просматривается, — например, стена небоскреба или забор напротив железнодорожной платформы — залог успеха будущей работы.

Захватчики пространства

Райтер мыслит архитектурно. Городская среда оказала огромное влияние на стиль граффити: простые теги вполне естественно превратились под ее влиянием в 3D-конструкции из обтекаемых или угловатых букв. Если посмотреть, как менялись работы Акима или Дельты (Бориса Теллехена) (см. с. 144 и 149), это бросится в глаза.

В самом вандализме райтеров всегда содержится зерно ценной критики урбанизма.

Архитектура и граффити развиваются в соперничестве другс другом: райтеры, нанося ущерб отделке домов, заставляют архитекторов и инженеров искать новые покрытия, устойчивые к краске и стикерам, а эти покрытия в свою очередь стимулируют райтеров к техническому перевооружению. Никто не хочет уступать; обе стороны постоянно совершенствуются; среда меняется, граффити меняются ей в ответ, и так далее. В самом вандализме райтеров всегда содержится зерно ценной критики урбанизма. Архитектурный обозреватель и блогер Джефф Маноф так высказался об этом в своей книге Город: путеводитель налетчика (2016): «…полицейские и воры, детективы и бандиты, хорошие парни и плохие — эти вечные “инь” и “ян” города — разбираются в строении городского пространства по крайней мере не хуже архитекторов, ведь для них это стратегически, жизненно важно».

В процессе борьбы с террористами, наркодилерами, сутенерами, граффити-райтерами и даже скейтбордистами современное публичное пространство становится всё более прозрачным: поскольку каждый должен быть видим, укромные места — средоточия опасности — систематически искореняются. Дело не обходится без драконовских мер — всякого рода ограждений, шипов, оглушительных сигнализаций, призванных не позволить бездомным спать на улицах и площадях. Всё это сказывается и на отношениях между уличным художником и его «холстом» — обостряет антагонизм и отчуждение, просто провоцируя райтера на то, чтобы выхватить аэрозоль и брызнуть им «в лицо» властям.

Красота мимолетна

Одной из особенностей граффити является их очаровательная, по-своему дзенская эфемерность. Красота мимолетна. Любой тег, пис или даже мурал может быть закрашен другим или уничтожен буквально на следующий день. Поэтому увидеть ее — счастье, своего рода честь: когда вы окажетесь в том же месте снова, ее наверняка уже не будет. Разумеется, это добавляет азарта райтерам, ищущим для своих работ максимально труднодоступные места.

Иногда стрит-арт облагораживает среду, а иногда ее портит.

В какой-то степени это свойственно всей городской среде, пребывающей в процессе непрерывного старения, обновления, строительства и сноса. Город ежеминутно трансформируется, как палимпсест: люди-маркеры постоянно пишут новый текст поверх старого. Вписывается в этот метаморфоз и стрит-арт, дополняющий строения своего рода культурными примечаниями. Иногда он бесспорно облагораживает среду, а иногда ее портит. Многие райтеры верят, что делают улицы красивее, но для множества других красота — последнее, о чем они задумываются.

Стрит-арт — элемент деиндустриализации города. Для тех, кто считает, что освобождение от промышленности — во благо, и в прошлое возврата нет, граффити на мертвенно-сером фоне заброшенных цехов выглядят как символ надежды, оптимизма, природы, прорывающейся сквозь рутину работы-кредита-аренды-сна, чем дальше, тем всё более гнетущую для тех, чья жизнь проходит в мегаполисах.

Мы все, каждый день выходя на улицу, оказываемся под неослабевающим огнем рекламы, анонсов, флаеров, указателей, дорожных знаков, аудио- и видеосигналов. Успешная реклама вырывает нас из транса, отнимает наше время и внимание, заставляет заинтересоваться тем или иным товаром или брендом.

Стрит-артисту принадлежит в городе особая роль: он общается с пространством.

Стрит-арт делает примерно то же самое, пользуясь похожими приемами повторения и преувеличения форм и красок. Отличие в том, что он ничего не рекламирует — не убеждает покупать что бы то ни было. Иногда нас привлекает в нем остроумная фраза или картинка, но чаще мы просто останавливаемся, обратив внимание на ничего особенного нам не говорящий, но с явным мастерством созданный образ, который по загадочной причине расположен в совершенно неожиданном месте. Зачем он здесь? Затем. Стрит-артисту принадлежит в городе особая роль: он общается с пространством, просто творит в нем (в то время как другие потребляют или склоняют к потреблению) — творит вне всяких иерархий, без заказчиков, подрядчиков, учеников, зрителей, фокус-групп: высказывается напрямую.

Нетерпимость

Граффити вызывают полярные реакции. Одни негодуют: «Это вандализм! Тех, кто этим занимается, в тюрьму надо сажать! Они портят город. Они транжирят деньги налогоплательщиков. С ними чувствуешь себя неуютно. Им, может быть, весело, а нам — ничуть». Другие более оптимистичны: «Невероятно! Как талантливы эти ребята…» Конфликт между двумя этими точками зрения идет вот уже полвека — до сих пор непонятно, чего в стрит-арте больше: искусства или преступления. Его сторонники и противники имеют свои резоны, но, конечно, всё не так просто. Криминальность — часть сущности уличного искусства, она во многом определяет подлинность его произведений. Как ни парадоксально, нелегальность — это закон стрит-арта, то есть то, что делает его таковым и в конечном счете придает ему ценность, позволяет ему стать товаром и продаваться.

Граффити открыто демонстрируют уязвимость контроля, власти и собственности — этим-то они и пугают тех, кто их ненавидит. Наличие в них видимой агрессии не столь существенно для власти (хотя и дает ей предлог для жестких мер), как эта идеологическая угроза. Отсюда — нетерпимость, позволяющая не утруждаться вопросом о том, искусство стрит-арт или нет. Неважно, что написано или нарисовано на стене — примитивный тег или детально проработанная трафаретная композиция, нецензурная брань или милые мультяшные личики: любая несанкционированная надпись — вандализм и нанесение ущерба собственности, которые преследуются по закону. Таков главный и единственно веский довод против стрит-арта. А единственное, что можно ему противопоставить, — реальная стоимость. Так, британские муниципалитеты приняли решение закрашивать все граффити кроме работ Бэнкси, потому что последние привлекают туристов и, следовательно, приносят доходы в бюджет.

Бафф

Такое название — «the buff» (здесь: англ. полировка) — получила среди граффитистов нью-йоркская программа очистки стен и поездов метро в конце 1970-х — начале 1980-х годов (см. с. 36). Теги и писы смывались растворителями или закрашивались столь планомерно, что не задерживались на своем месте дольше нескольких дней. Кроме того, была усилена охрана метро и затруднен доступ на пути и в депо. В 1990-х годах к заборам и пропускным пунктам добавились камеры видеонаблюдения, и несколько схваченных райтеров получили жесткие показательные приговоры. Расписываться на публичной и тем более частной собственности стало крайне опасно и, с точки зрения многих, просто бессмысленно. Нью-йоркский опыт подхватили другие страны, и жизнь граффити-стов серьезно усложнилась.

Кто-то воспринял усиленные меры безопасности как часть игры.

В результате многие райтеры первого призыва — которые, к тому же, достигли зрелых лет — сочли бессмысленным рисковать жизнью, свободой и социальным положением. Разумеется, кто-то воспринял усиленные меры безопасности как часть игры, и всё же развитие граффити приостановилось, пока в конце 1990-х его не подстегнуло появление новых техник и материалов.

Ассиметричный ответ

Бафф обострил конфликт райтеров и полиции. На месте закрашенных или смытых граффити одну-две ночи спустя появлялись новые, а некоторые райтеры попытались продолжить игру по новым правилам — вступить с бафферами в творческий диалог или даже подчинить сам бафф законам стрит-арта.

Примерно в 2002 году филадельфийскому райтеру и художнику Стиву ESPO Пауэрсу пришло в голову, что закраска граффити, наносящая поверхности ничуть не меньший ущерб, чем то, что она призвана ликвидировать, сама может рассматриваться как граффити. Разница лишь в том, что, в отличие от тега, она не является заведомо криминальной. Почему писать свое имя на стене нельзя, а кое-как закрашивать его можно? ESPO решил поставить эксперимент и, вооружившись валиком, сам переквалифицировался в баффера. Казалось, что закрашенные им стены с чужими тегами неотличимы от рутинной работы городских служащих, но внимательный взгляд различал в бесформенных пятнах буквы, составляющие тег «ESPO».

Закраска граффити сама может рассматриваться как граффити.

Целый год продлился диалог с властями Лондона, в который вступил 14 июля 2014 года еще один райтер — MOBSTR. А еще двумя годами позже MVIN вышел среди бела дня на улицы Барселоны в ярком светоотражающем жилете и разрисовал, притворившись баффером, девяносто девять рольставен по всему городу. Прохожим казалось, что он просто возвращает рольставням их привычный серый цвет, но затем на некоторых из них появлялись черные и желтые полосы, которые не складывались ни в буквы, ни в изображения, порой вызывая впечатление, что «баффер» не закончил свою работу. Сотым произведением в этой серии стала фотофиксация: в тот же вечер MVIN отснял одну за другой все перекрашенные им рольставни, так что, составленные вместе, они образовали его огромный тег (слева вверху). В результате невидимой подписью райтера оказался покрыт весь город, и работа MVIN’а продемонстрировала широкие возможности взаимодействия граффити с другими методами современного искусства — фотографией и концептуальным проектом.

Изображения: Саша Спи