В рубрике «Артгид» редакция исследует молодое искусство регионов, рассказывает о местных художественных процессах, а также об их героях и стратегиях.

Enter встретился с казанской художницей Лией Сафиной и узнал о подготовке к первой персональной выставке, о том, чего не хватает местному арт-комьюнити и каково расти в семье художника.

— Твой отец — художник. Как думаешь, этот факт повлиял на выбор деятельности?

— Думаю, да. Художественная среда меня окружала с рождения. Я постоянно проводила время у папы в мастерской, и запах масляной краски для меня до сих пор самый родной и приятный. Я сейчас как раз работаю маслом и постоянно испытываю ностальгию. Но мой выбор стать художницей абсолютно эмоциональный, чувственный.

На примере отца я убедилась, как сложно быть художником: нестабильная работа, постоянные эмоциональные переживания. И рациональной частью сознания я понимала, что туда вообще не стоит соваться. Ведь я умею делать разные вещи и весь мир передо мной открыт. Тогда я чем только не занималась: дизайном, 3D-моделированием, даже татухи била и портреты рисовала на заказ. Но в какой-то момент я почувствовала, что делаю что-то неправильно. Я игнорирую нечто важное, что есть во мне и что жаждет внимания и любви — желание создавать честно, пытаясь максимально точно перенести свои ощущения в нужную форму. Тогда я доверилась себе и пока мне все нравится.

Нельзя сказать, что отец учил меня рисовать. Он жил с нами не все мое детство. Обычно я приезжала к нему на выходные в мастерскую, как в неизведанный храм. А рисовала в основном дома. Мне сложно давалась социализация и нужно было как-то себя развлекать. Наверное, мне довольно рано подсунули карандаши и бумагу, и это было то, чем я жила.

— Как сейчас родители относятся к твоей деятельности?

— Сейчас уже абсолютно поддерживают, но так было не всегда.

— А сама ты думала о «серьезной» профессии?

— Конечно. Так как я ничего не понимала в 11 классе и слово «архитектор» вызывало у меня ассоциации с чем-то элитным и возвышенным, я покорно согласилась поступать в архитектурный. По-хорошему, тогда меня нужно было оставить в покое и посмотреть, что получится. Я считаю, всем нужно давать пару лет свободы после школы, чтобы успеть разобраться, кто ты такой.

Я долго и старательно готовилась к экзаменам, в итоге поступила на бюджет. В первый год мне даже нравилась учеба. У нас было практически все то же самое, что и в художках — академическая база. Но то, что началось дальше — проектирование, инженерные штуки, названия которых я не помню сейчас — абсолютно не мое. И тут уже ничего не поделаешь. Мне просто стало скучно, и я не видела смысла себя переламывать. Тогда я сбежала оттуда.

Хотя я рада, что попробовала столько разных вещей. Мне нравится все новое. Много времени, конечно, было потеряно, но я уверена, все не зря. Например на архитектурном меня научили классно строить форму, которую я теперь могу ломать в своих рисунках. Ведь чтобы что-то красиво исказить, нужно понимать, какое оно изначально.

— Для чего ты рисуешь?

— Когда я не рисую, начинаю болеть. Во всех смыслах. Рисование необходимо для меня. Оно делает меня счастливой и наполненной. Как-то мне пришлось временно пожить у родителей, когда они уехали в отпуск, чтобы ухаживать за котом. И когда через месяц я вернулась к себе назад, то в первый раз ощутила, насколько мои работы мощно воздействуют на смотрящего и изменяют окружающее пространство. Я подумала «вау», ведь я раньше даже не замечала. В последнее время я все-таки стараюсь верить, что мои работы как-то облагораживают существование и приносят радость в жизнь. У меня достаточно наивное представление о своем искусстве: то, что я разжигаю жизненный огонь в людях, по крайней мере пытаюсь. Конечно, в первую очередь в себе. Но, как ни странно, когда пытаешься что-то сделать для себя, это работает и с другими тоже. А все потому, что это — честно.

— Что для тебя значит творчество?

— Наверное, попытка перевести нечто невидимое в материальную форму. В последнее время мне кажется, что лично для меня, творчество — замена религии. Такая связь со своим духовным миром и, может быть, даже служение. Это, конечно, очень пафосно и много на себя берет, но действительно так.

Мне кажется, процесс творчества так притягателен, потому что тогда ты забываешь себя. Такой большой кайф — отключиться, отдохнуть. Становиться частью какого-то потока — действительно приятное ощущение, на которое быстро подсаживаешься.

— По-твоему, какого человека можно назвать настоящим художником?

— Я думаю, любого, у кого сильно развита чувствительность. Такие люди на все тонко реагируют, все замечают и могут каким-то образом переносить свои ощущения в материальный мир. Поэтому кто угодно может быть художником. Просто нужно развивать чувствительность и смотреть внутрь себя сначала, а потом уже во вне.

Чувственность — естественная природа человека. Нам внушили, что это не так и все верят. Дети изначально примерно все одинаковые. Их восприимчивость на одном уровне, если они уже не деформированы окружающей средой. Потом она уходит из-за условий взросления. Но можно такую восприимчивость сохранить, прятать от всех, не давать себя в обиду.

— Как мне показалось, в твоем творчестве на первый план выходит аспект бессознательного. В своей песне «Звери» ты продолжаешь тему инстинктивного мира. Скажи, почему тебя она так привлекает?

— Потому что много веков инстинктивную, эмоциональную сторону личности, которую принято приписывать женщинам, пытаются сдерживать, подчинять себе и выставлять в каком-то стыдном свете. Мое творчество — своеобразный внутренний бунт и желание дать свободу своим естественным проявлениям.

Для меня женское начало не ограничивается только одним гендером. Из-за того, что на протяжении долгого времени эту энергию убивали, у нас у всех сейчас куча психологических проблем. Мы все травмированы. Тем более мужчины. Большинство людей, особенно в нашей стране, не может себе позволить думать свободно от стереотипов. Отсюда все идиотские установки вроде «мальчики не плачут». Жаль наблюдать за подобной ситуацией и мне бы хотелось, конечно, чтобы она изменялась.

— Расскажи о тематике своего творчества. Кто они — герои твоих картин и лирики?

— Я бы не сказала, что есть какие-то герои. Мне всегда хочется с помощью картины передать некое ощущение, которого во мне самой не хватает. Чтобы человек смотрел на работу и наполнялся силой, любовью к себе, к окружающим и был в гармонии с собой сейчас. И, судя по тому, что мне говорили люди, у меня немного получается.

Мне нравится ловить моменты, которые как будто происходят сами собой. Поэтому я не люблю долго сидеть над работой: дотошным тюканьем я не добьюсь какого-то шедеврального результата. Это не мой путь. Зато я могу схватить момент, форму, чувство и максимально быстро их сохранить и заморозить. Для этого я иногда использую левую руку. Так получается сделать что-то свежее, необычное. Больше всего меня трогают детские рисунки. Так как они — самое честное, что может быть. И когда я рисую левой рукой, то в определенном смысле становлюсь похожей на ребенка.

— Как развивался твой творческий путь: долго ли ты искала свои тему и стиль?

— Я до сих пор ищу каждый день. Такие американские горки: сначала кажется, что я что-то нашла, а вечером уже так не думаю. Это неизбежные качели и к ним нужно спокойно относиться. Просто продолжать делать то, что делаешь. Я не отделяю свое искусство от личности. Когда происходят моменты озарения, я могу создать работы, которые потом пройдут проверку временем.

Специально я свой стиль не искала. Его появлением (по словам многих людей) я обязана тому, что в определенный момент начала внимательно относиться к своим желаниям, даже самым незначительным. Так я узнала себя и поняла, что меня действительно трогает. Но я не хочу быть заложницей одного стиля. Скучно, хоть это и один из залогов коммерческого успеха. Поэтому я постоянно пробую новое, но сохраняя общий посыл, который сейчас задает красный цвет.

— Знание истории и теории искусства важно для художника?

— Это определенно поможет в творческом поиске. Благодаря ему узнаешь, что уже художники нашли, что они миру дали. Возможно, у тебя что-то вызовет отклик и ты начнешь развиваться в том же направлении, почему нет. Все равно не сделаешь то же самое, потому что ты другой человек и время другое.

Из истории искусства меня больше личности привлекают. Много кто делает красивые и интересные работы, но мне кажется, этого не достаточно. Самое главное, чтобы молчаливый магнетизм исходил от человека. Топ для меня — Марина Абрамович. Мне кажется, она вообще лишена страха. Складывается ощущение, будто этот человек на каком-то другом уровне осознанности существует. Такое может быть, только когда ты всю свою жизнь посвящаешь искусству: оно и твое дитя, и твой мужчина, и твой Бог. Я даже не знаю, готова ли я себя полностью отдать искусству и нужно ли мне это.

Когда я была подростком, мне нравился Врубель: техникой и своим образом страдающего и сумасшедшего художника. Мне и сейчас нравятся его работы: пастозная живопись будит во мне приятные чувства. Пикассо привлекает своим подходом, смелостью, масштабом личности. Тогда было сложно делать то, что он делал. Шквал критики, тем более в военное время.

— Расскажи о своем участии в выставке «Линейные отношения» на «Винзаводе» прошлым летом?

— Это моя первая серьезная выставка, где я увидела слово «художник» рядом со своим именем. Интересное чувство.

Раньше я участвовала только в выставке в музее Мазитова в Казани, которую организовывала Люся Андреева. Я выставляла портреты. Когда ушла из университета, начала акрилом рисовать всех своих любимых музыкантов, писателей и так далее. Людям нравилось и мне тоже. Это было не совсем серьезно, но приятно вспомнить. Тогда я взяла какой-то приз зрительских симпатий и мне подарили огромные энциклопедии про Татарстан с дисками внутри, которые я не открывала ни разу в жизни. О чем жалею: даже не знаю, где они. Только сейчас меня начинает интересовать история родного края и те книги пригодились бы.

Благодаря Наташе Панкиной, которая увидела мои работы в интернете, я приняла участие в «Линейных отношениях». Старалась особо не радоваться: я очень эмоциональная и если бы что-то не получилось, то я бы сильно расстроилась. Даже на открытие не собиралась ехать, но все-таки решилась. Оно прошло достаточно прикольно: своеобразная тусовка, где ты со всеми знакомишься, а рядом еще твои работы висят. Тогда я еще познакомилась с Пахомом. Все выглядело для меня немного сюрреалистично.

— Кстати, на сайте галереи ARTIS Gallery, которая представила выставку, продаются твои работы. Много покупателей?

— Мне кажется, что немного. Но сами галерейщики говорят, что имеющийся результат — хороший. Хотя о каком-то серьезном заработке говорить пока рано. Я хочу к такому прийти, но это не главное для меня.

— А как ты зарабатываешь на жизнь?

— Я иногда делаю эскизы для татуировок, продается одежда с моими принтами. Но это тоже немного. Мне нужно еще работать и работать, чтобы нормально себя обеспечивать. Вообще у меня есть квартира, которую я могу в любой момент сдать и жить на арендную плату. Будучи художником, иметь такую возможность — благословение. Без этого, конечно, мне было бы гораздо сложнее.

— Скажи, как на твои работы реагирует аудитория? Понимают ли тебя так, как хотелось бы?

— Я мало общаюсь с людьми и, если честно, не знаю, что думают о моих работах. На выставке, конечно, подходили те, кому работы понравились. Они меня хвалили, говорили, что чувствуется поставленная рука и прочие шаблонные фразы. Но тем не менее было приятно слышать. Вообще, важно людей хвалить. Но я стараюсь особо на это внимания не обращать: иначе подсаживаешься на одобрение и потом уже… Ну, сама понимаешь.

— Какими проектами ты сейчас занимаешься?

— Я готовлю свою персональную выставку. В идеале хотелось бы, чтобы она прошла в «Смене». И это возможно, но точных договоренностей по датам пока нет. Еще мне нужно сделать определенное количество работ. Также у меня есть некоторые задумки по поводу фотографий, которые получаются путем рандомного наложения друг на друга в мобильном приложении. Можно сказать, эти коллажи делает искусственный интеллект и так я дистанцирую себя от создания работы: просто нажимаю на кнопку, а потом все происходит само собой. Это мне нравится. Тут важно не пропустить момент и заметить, какой из получившихся коллажей вызывает отклик.

— В песне «Звери» есть строчка: «Красота важнее идеи». Я читала твое интервью в журнале «Свободный доступ», где ты говоришь о том, что долго не принимала реди-мейд, но когда узнала его идею, стала иначе относиться. Так что же все таки важнее: красота или идея?

— Я думаю и то и другое важно. Но ситуация, когда талантливый куратор пишет супертекст, без которого твоя выставка не вызывает особых чувств, меня совсем не впечатляет. Такое, конечно, имеет место быть, ведь все люди по-разному воспринимают искусство. Но мне бы хотелось, чтобы работы влияли на людей без объяснения.

Я не особо серьезно писала текст песни: какие-то такие абстрактные, расплывчатые предложения для красоты куплета. Но, конечно, я думаю так немножечко, но не пропагандирую ни в коем случае. Для всех все по-разному. Я безусловно за идейное наполнение, но мне кажется, что оно должно ложиться на эстетику. Не стоит игнорировать такой мощный инструмент.

— Как примерно проходит твой день?

— Просыпаюсь довольно поздно. Готовлю завтрак и начинаю делать эскизы на компьютере. Если они у меня уже есть, то я работаю с большим форматом. Иногда занимаюсь музыкой: сижу в программе и что-то там тыкаю. Иногда мы с Митей (Митя Бурмистров, — музыкант и видеорежиссер, — прим. Enter) делаем это вместе. Если я не создаю, то читаю. В последний раз я читала произведения Дениса Осокина. И сейчас я поняла, как он на меня повлиял. Я была в шоке, когда узнала, что такой талантливый человек живет в Казани и преподает в «Кульке». Это здорово.

Несколько лет назад посмотрела «Небесные жены луговых мари» по его книге и только сейчас дошла до первоисточника. Он прекрасно пишет о Казани, и теперь я начала по-другому смотреть на город, в котором живу. Замечать какие-то вещи. Он красиво вписывает народные обычаи, поверья, мистицизм в нашу повседневную жизнь — это завораживает. Когда читала, то постоянно себя спрашивала, почему мы всегда отмахиваемся от такого? Что заставляет нас пренебрежительно относиться к таким обычаям? Сейчас я стараюсь глубже исследовать эту тему. Местный колорит он преподносит очень аккуратно, не пошло. И это попадает прямо в сердце. У меня даже татарские мотивы начали появляться в картинах.

— Как ты оцениваешь местное художественное развитие?

— У меня такое ощущение, как будто Казань — особо сложное место для молодых художников. Даже не знаю, почему так сложилось. Но у нас все очень туго идет: нет арт-тусовки. Хотя сейчас она стала появляться. Когда я приехала после выставки из Москвы, хотела начать формировать эту художественную среду. Но потом поняла, что я не тот человек, который будет этим заниматься, ведь мне чуждо все общественное. Такой внутренний конфликт. Единственное, мы с Митей иногда приглашаем в гости кого-то из молодых творцов. Не только художников, но и музыкантов и других талантливых ребят. А таких, на самом деле, много. Нам всем нужно общаться почаще и поддерживать друг друга, опытом делиться.

— Какие из последних событий, по-твоему, внесли вклад в развитие художественной жизни Казани?

— Ну, например, открытие Галереи современного искусства. Я не на все их мероприятия хожу, но то, что они проходят довольно часто, уже плюс.

Лучшие, на мой взгляд, из последних событий — выставки в «Смене» Саши Скобеева и Something Else. Классно, что Саша именно казанский художник и сделал эту выставку здесь. А на Something Else порадовало отсутствие текстов, даже работы не были подписаны. Я когда вспоминаю эту свободную искреннюю живопись и трогательную керамику, у меня даже ладони согреваются, вот такой сильный телесный отклик.

Еще, я сама принимала участие в TAT CULT FEST. Мне понравилось. Там, конечно, была полная жесть с организацией, как у нас обычно бывает. Но такие прекрасные мероприятия все равно происходят, несмотря на то, что нечто странное с администрацией творится.

Я считаю, нужно поддерживать региональное искусство. И сами художники должны цвести там, где выросли. Хотя бы попробовать начать что-то делать, как-то обогатить место проживания. Мне кажется, это естественное желание здорового человека, почти как пыль протереть.

— Насколько мне известно, ты еще делаешь инсталляции, музыку и видеоарт. Что тебе ближе?

— Пока, наверное, видеоарт. И музыка, которая сложно дается. Ведь я совсем недавно начала делать первые эксперименты. В детстве я ходила в музыкалку и занималась вокалом. Пару раз выступала на сцене. Вообще у меня были способности, но я никогда их не осознавала. Когда мы с Митей начали жить вместе, я увидела, как происходит процесс создания музыки. Это очень завораживает, невозможно не поддаться такому очарованию. Музыка оказывает мощное и моментальное воздействие на эмоции человека. Она поглощает сразу. Но с музыкой приходится работать в программе, а мне сложно совместить высокий творческий порыв и сидение за компьютером. Стараюсь пересиливать себя, правда еще не закончила до конца ни одного своего трека. Вообще у меня есть мечта — записать альбом.

— Я знаю, что ты сама смонтировала ваш с Митей клип Ma Belle. Сложно было?

— Я вообще по приколу начала все это делать. У меня всегда стоят огромные работы в комнате, на фоне которых все здорово смотрится. Однажды я сделала из них мини-комнату и поняла, что такое пространство просится на экран. В нем нужно срочно что-то сделать. У нас уже тогда была эта песня. Так я села в эту комнату из картин, пропела песню и начала монтировать. Стоял самый жаркий день лета, мы были изможденные: душно, а я с Митей в костюмах этих парадных.

У нас не было четкого плана, делали все интуитивно и воспринимали как развлечение. А потом я около двух месяцев с большими перерывами монтировала видео в Final Cut Pro X. Монтаж не был моим основным делом и я даже никакие планы не строила на этот счет. Поэтому впала в шок, когда увидела клип, снятый мной не выходя из комнаты, на центральном телевидении.

— О, ты про «12 Злобных Зрителей»?

— Да. Мы с Митей орали весь выпуск. Конечно, были в курсе, что клип покажут по MTV, но одно дело знать, а совсем другое — видеть на экране. Кстати, я не ожидала таких хороших оценок. Думала, нас уничтожат. Было приятно, что клип взяли в ротацию.

— Как ты проводишь свободное время?

— Единственные места, в которые мы ходим с Митей, качалка и магазин. Вот с собакой еще гуляем. Иногда открытия выставок посещаем. Недавно были на Егоре Плотникове. У него совершенно другой взгляд на мир, это интересно. Он такой спокойный и медитативный.

В качалку мы ходим, чтобы с ума не сходить, так как постоянное творчество немного уносит. А еще у нас забавный тренер. Иногда ездим в разные города: Митя — с концертами, а я развеяться. В принципе, особой потребности в общении у нас нет: мы постоянно заняты и есть интернет.

— А как же модные тусовки и куча новых мест на Профсоюзной?

— В последнее время мы бываем на тусовках, только когда диджеим. А так они совсем потеряли для нас смысл. Хотя мне нравятся привозы «Соли»: Shortparis, «Казускома», «Интурист». Вот недавно, кстати, мы были на лайве Тимура Птахина. Он крутейший, не танцевать было невозможно.

Изображения: Предоставлены Лией Сафиной