— Режиссер — одна из сложнейших профессий. Почему ваш выбор остановился именно на этой специальности? Чем вас привлекла режиссура?

— Я училась на географическом факультете МГУ, потом работала руководителем проектов в краудфандинговой кампании. В 2014 году я случайно попала на собеседование в Школу документального кино и театра Марины Разбежкиной и Михаила Угарова, пошла с подругой за компанию. До этого я почти не смотрела документальное кино и ничего не слышала про школу. У меня были надежды заняться чем-то, кроме нешедшей мне офисной работы. Я думала в сторону кино, записывала какие-то идеи фильмов, но решиться круто повернуть жизнь и пойти в киношколу — слишком смело. Поэтому сейчас кажется невероятным, что я так случайно попала туда, куда мне было нужно.

На собеседовании я узнала, что, оказывается, мои фантазии и кино-мысли представляют какой-то интерес. У меня было ощущение узнавания, как будто я после долгого пути через неизвестность наконец пришла по нужному адресу и попала к своим.

Учиться было сложно. В процессе мы много говорили о личном, о самом сокровенном, учились отделять личный опыт и строить из него истории. Оказалось, у меня много больших историй, каждую из которых можно превратить в кино. До этого я так пристально не рассматривала ни свою жизнь, ни чужую. Мы много снимали. Прикольно, что я до этого вообще не держала камеру в руках, а уже через три месяца сняла свой первый курсовой фильм. В общем, попадание «в профессию» было случайным и естественным.

— А почему возникла идея снять документальный фильм именно про ребенка, переживающего подростковый возраст?

— Путь к фильму был извилист. У меня не было задачи снять фильм именно про ребенка, про взросление. Я сменила несколько сюжетов и героев, прежде чем нашла свою героиню — Наташу.

Сначала у меня была идея снять документальный фильм про видеоблогеров. В сети я начала поиск интересных ютьюб-каналов. В одном из обзоров я наткнулась на смешного и трогательного парня по имени Витя, совсем непохожего на большинство гламурных звезд Ютьюба. Витя не собирал миллионы просмотров, но при этом было видно, что ему очень хотелось прославиться. Я списалась с ним во «Вконтакте» и стала его снимать. Вскоре выяснилось, что мой герой способен быть открытым и раскованным только перед монитором, а в жизни застенчив и тяжело переносит камеру. Но я месяца четыре упорно пыталась его раскрыть, найти подход. В итоге мы подружились, но кино у меня толком не получалось. Тогда я поехала в его родной подмосковный город Талдом, чтобы поснимать его семью.

Талдом встретил меня алкоголиками на лавочке и дракой в подъезде. Мне пришлось переждать ее, только тогда я смогла попасть домой к Витиному отцу. Он учился в институте на художника, хотя ему хорошо за пятьдесят. Квартира, в которой жила их семья, была хороша для съемок — вся завешена картинами, детскими рисунками, заставлена пустыми бутылками — живописно. Я познакомилась с отцом семейства, поснимала его день или два, и только после этого встретила его младшую дочку, Наташу. Она тогда жила отдельно, с матерью, в другой квартире, и пришла к отцу в гости. Когда она вошла, я сразу поняла, что встретила своего героя. И все месяцы мучительных поисков и провалов были просто опытом, а съемки фильма начнутся только теперь, с ней.

В итоге я сняла фильм про Наташу за семь дней. Мне конечно повезло, я нашла ее в очень правильное, переломное время, попала в важную точку взросления. За неделю с Наташей произошло много всего. Может, будь она старше или младше на полгода, плотность событий была бы не такая.

Мы сразу нашли контакт. Ей было чем поделиться, потому что до этого ее особо никто не слушал внимательно, не пытался понять что ее волнует и интересует.

Кадр из фильма «В центре циклона», реж. Лиза Козлова

— С какими сложностями вам пришлось столкнуться при съемках фильма «В центре циклона»?

— На съемках я все время перебарывала страх и старалась быть максимально чуткой к реальности. В Талдоме довольно агрессивная среда: иногда нужно было ловко отвязаться от алкаша на улице или вдруг перестать «быть девочкой», чтобы на тебя не обратили внимание гопники. Однажды я провожала Наташу домой и ко мне пристали пацаны в автобусе. Наташа шепнула мне на ухо, что это «самые отмороженные пацаны Юбилейного» и мне надо сказать, что мой муж — КМС по дзюдо. Я поняла реальность угрозы и попыталась как-то их заболтать. Мы оторвались с трудом, я довела Наташу до квартиры. Ее мама встретила нас рассказом про недавний случай изнасилования в городе. Наташа послушала, постояла задумчиво и дала мне молоток — тот, с которым она сама ходила драться. С ним же я и шла до своей машины, которую оставила в соседнем квартале. В такой среде особенно сложно иметь дело с реальностью. Она непредсказуемая, внезапно может произойти какой-нибудь дикий замес. И, конечно, сложно идти с героем сквозь неизвестность, без плана и сценария снимать кино. Чувственность развивается, происходящее ты ощущаешь всеми частями тела — нужно реагировать на каждую вибрацию.

Самый сложный момент был, конечно, когда Наташа дралась со своей подругой Дианой. Это был первый день съемок, и я не подозревала, что «стрелка» означает реальную битву до победного. Когда мы дошли до места встречи, драка между девочками разгорелась в один миг, и я опешила, испугалась, стала разнимать их. Но Наташа мне очень по-взрослому объяснила, что ей сейчас важно показать, что она сама может за себя постоять. Ведь, так или иначе, ей еще придется общаться с этими людьми, пришедшими поглазеть на «стрелку». Я уеду в Москву, а она останется тут, с ними. Я очень мучилась и во время драки, пока снимала, и после, во время монтажа, когда пересматривала материал раз за разом. Когда мы пришли после драки домой, я звонила Наташиному брату, тому самому Вите, хотела поговорить про то, что случилось. И он и родители реагировали довольно спокойно, у них у всех было такое же детство — для них это норма.

— Для вас важно, чтобы главная героиня посмотрела фильм?

— Наташа фильм не видела. Сейчас ей уже четырнадцать, но мне кажется, она еще не готова к просмотру. Там есть болезненные для нее моменты, и я бы хотела, чтобы она еще немного повзрослела, окрепла духом. Со мной согласен ее брат Витя: мы недавно виделись, вместе смотрели и обсуждали, что получилось. Его теплая реакция была для меня большим облегчением, ему понравилось, мы в смеялись и спорили, кто лучше шутит — он или Наташа.

Я долго думала, как я могу поддержать Наташу и выстроить отношения с ней после выхода фильма. Не хотелось сделаться приходящей сердобольной тетенькой с мешком подарков. Я ведь не смогу ей всю жизнь помогать — у меня нет возможности ее обеспечивать, и тем более, ее папа против этого.

Когда я досняла фильм, я устроила Наташу в бассейн — она об этом мечтала. Она проходила туда один учебный год, даже занимала призовые места на соревнованиях по плаванию, но потом бросила. Тогда я подумала, что могу отправить ее в летний детский лагерь, чтобы у нее появился опыт отдельной, не похожей на талдомскую, жизни. Там она сможет познакомиться с детьми из другой среды, с иным мироощущением. В первый раз я выбрала для нее творческий лагерь «Камчатка». А в этом году зрители на показе фестиваля Московского психоаналитического общества спонтанно собрали деньги, и я отправила ее в лагерь «Кавардак». Я им очень благодарна, да и Наташа тоже. Мы с ней на связи, надеюсь, что смогу еще чем-нибудь ей когда-нибудь помочь.

Кадры из фильма «В центре циклона», реж. Лиза Козлова

— Часто документальные фильмы называют «кино не для всех». Как вы думаете, с чем это может быть связано?

— Это связано с тем, что документальное кино просто очень мало показывают. Арт-док не увидишь ни по телевизору, ни в прокате кинотеатра. Только на фестивалях, которых очень мало, или в редких киноклубах.

Если фильм снят, например, в сложной социальной среде, его неминуемо ждет цензура или запрет на показ. Режиссеры документального кино постоянно сталкиваются с разными трудностями, например, с получением прокатного удостоверения. Чтобы его получить, нужно пройти сложные бюрократические процедуры и убрать всю обсценную лексику из фильма. А если запикиваешь мат, иногда пропадают важные слои смыслов фильма, которые очень не хочется терять. Однако не можем же мы заставить героев говорить по лекалам министерств. Они должны говорить то, что хотят и так, как хотят. А редактировать речь героя — это неуважение к нему и к жизни вообще.

Даже мой небольшой опыт говорит о том, что документальное кино может быть очень зрительским — люди охотно смотрят и обсуждают арт-док. После моих показов всегда долгие дискуссии, которые часто выходят за рамки простого обсуждения сюжета фильма. Мы со зрителями часто говорим про их личный опыт, жизнь, то, что происходит в стране. У меня всегда возникает ощущение большой потребности аудитории поговорить на темы, которые поднимает мой фильм и работы моих коллег. И поэтому я считаю, что арт-док — это вполне кино для всех, просто его сложно где-то увидеть и вообще узнать про его существование.

— А как «В центре циклона» попал в конкурсную программу фестиваля дебютного документального кино «Рудник»?

— Директор нашей школы, Лиза Воробьева, занимается отправкой работ на разные кинофестивали. Она показала мой фильм программному директору «Рудника» Жене Марченко. Женя, кажется, видела его еще в Швейцарии, на одном из крупнейших фестивалей документального кино Visions du Reel, и предложила включить фильм в конкурсную программу «Рудника». От фестиваля у меня самые теплые впечатления. Свияжск — особенное атмосферное место. Я была там в кругу друзей и единомышленников.

Помимо участия в конкурсе, у меня в Свияжске была работа. Мы с Ольгой Привольновой вели интенсивный пятидневный курс школы документального кино. Студенты приехали из разных уголков страны, было много ребят из поволжских регионов, что для нас было важно, поскольку фестиваль проходил под Казанью. Они оказались жадными до информации, очень чуткими и способными — было приятно иметь с ними дело. В какой-то момент я поймала себя на мысли, что просто хочу дружить со студентами и выйти из статуса преподавателя. Надеюсь, у нас с Олей удалось углубить их интерес к доку и в дальнейшем кто-то из ребят останется в кино, продолжит учиться. Может быть, кто-то придет на собеседование к Марине Разбежкиной.

Из-за постоянной занятости со студентами из конкурсной программы я посмотрела немного работ. Мне очень понравился фильм польского режиссера Анны Замэцки «Причастие». Он какой-то идеальный, совершенный. «Олег Евгеньевич» Линары Багаутдиновой я видела ранее. В нем нравится неожиданный, неочевидный, нетипичный герой и простота формы. Ну и «Огонь» Нади Захаровой — прекрасный. Я его обожаю.

— А над чем вы сейчас работаете? Есть ли планы снять большой документальный или игровой проект?

— Я постоянно на чем-нибудь работаю, стараюсь выбирать интересные проекты, связанные с документальном кино. Не хочется браться за рекламу и тому подобное, хотя, вероятно, в какой-то момент придется, для заработка. Но пока я стараюсь этого избегать.

А что касается личных проектов — я в поиске. У меня были съемки, которые проходили в театре имени Маяковского в Москве. Но не знаю, чем дело закончится. Театр — штука сложная. Меня интересует не парадная его сторона, а изнанка, но актеры с трудом делятся своей закулисной жизнью. Я еще работаю над этим проектом, но уже хочется его поскорее закончить и посмотреть, что из этого выйдет.

Фото: Предоставлены Лизой Козловой